"Посмотрим на него!" -- раздался за дверью начальственный голос, затем услужливый отклик: "Конечно, здесь! Живучий как собака". Открылся глазок, и кто-то долго пялился в него.
-- Павлов, на коридор! Руки за спину. Пошли.
Свежий воздух, яркий свет. Кабинет начальника. Пленка кино перескочила на следующий кадр, и трудно поверить, что полминуты назад было по-другому.
-- Здравствуйте, гражданин Павлов. Я -- старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры Российской Федерации, государственный советник юстиции третьего класса генерал Суков. -- За столом сидело крупное добродушное воплощение законности в синем мундире с генеральскими погонами. Генерал не скрывал своего счастья. -- "Садитесь. Мои полномочия удостоверяются соответствующими документами и имеющимися у меня бумагами. Для того чтобы у Вас, Алексей Николаевич, не было сомнений в законности проводимых действий, здесь присутствует адвокат местной юридической консультации товарищ Иваненко". Одетый в старинный сюртук с обсыпанными перхотью плечами, товарищ Иваненко смотрел широко распахнутыми глазами, в которых был страх, и ничего более; бедняга даже забыл закрыть рот. Начальник ИВС поднялся: "Наверно, я могу вас оставить, товарищ генерал?"
-- Да. Я думаю, у гражданина Павлова нет сомнений в достоверности моих полномочий.
-- Дверь оставить открытой?
-- Нет, можете закрыть. Я полагаю, глупостей не будет. Да, Алексей Николаевич?
Это он, кажется, ко мне. Контраст воздуха и света отозвался звонкой головной болью. Медленно и тяжело подступал сердечный приступ.
-- Состояние вполне понятное, -- послышался удовлетворенный голос генерала, вслед за тем, как мне удалось схватить рукой и притянуть назад попытавшееся ускользнуть в сторону сознание. -- Если хотите, можете курить. Угощайтесь: московские. "Золотая ява".
-- Спасибо, я -- "Мальборо".
-- Ну, конечно, -- закивал генерал, -- понимаю. Вы же очень богатый человек.
-- Я бы не сказал.
-- Вы и самолет себе можете купить. Еще не купили? У Вас есть самолет? Да, Алексей Николаевич, честно скажу: трудно пришлось с Вами, без ФСБ и контрразведки могли бы не справиться. У нас собрано достаточно улик и доказательств, позволяющих предъявить Вам обвинение в совершении тяжкого преступления, предусмотренного статьей 160, часть 3 Уголовного кодекса РСФСР, -- хищение государственного имущества в крупном размере по предварительному сговору группой лиц. Данное преступление карается лишением свободы на срок от пяти до десяти лет. Я предъявляю Вам обвинение, и, по закону, обязан допросить Вас. Вот по-становление о привлечении в качестве обвиняемого, вот постановление об объявлении Вас во всероссийский розыск, о применении меры пресечения -- взятии под стражу. Как видите все санкционировано заместителем Генерального прокурора, вот печати Генеральной прокуратуры -- настоящие! Ознакомьтесь.
Читаю. Содержание отдаленно похоже на то, что было в факсе, и не похоже ни на что, хоть отдаленно напоминающее разум.
-- Могу я получить копии подписанного мною факса и предъявленных мне сейчас постановлений?
-- Конечно, Алексей Николаевич, только не копии -- имеете право переписать, но сначала надо поставить подпись.
-- Дело в том, что я не согласен.
-- С чем? С обвинением или поставить подпись?
-- Ни с чем. Я имею право отказаться?
-- От дачи показаний -- да, имеете право отказаться, но обвинительные документы надо подписать, Вы же ознакомлены. Вот, товарищ Иваненко может подтвердить, -- Суков повернулся к нему. Иваненко, заглатывая воздух, стал повторять: "От дачи показаний имеете право отказаться, но документы следует подписать -- Вас ознакомили".
-- Хорошо, подпишу.
-- И число поставьте: 14 марта 1998 года.
-- А какое число сегодня?
-- 20-е, но Вам же предъявили факс?
-- Да.
-- На нем стоит 14 марта. Документы одни и те же. Должно быть единообразие. Значит, и здесь нужно поставить 14-е.
-- Хорошо, -- сказал я и поставил число: 20 марта 1998 года. Генерал и бровью не повел.
-- Гражданин Павлов, я обязан задать Вам вопрос. Вы признаете себя виновным?
-- Нет.
-- Может, частично?
-- Нет, ни в чем.
-- Как же ни в чем? Следствие установило, что, находясь на посту Президента Международного инновационного банка, Вы, используя служебное положение, совершили хищение госимущества в размере 112 миллионов долларов США в период с февраля по август 1995 года. Срок давности по таким преступлениям не существует.
-- Но в указанный период я не работал в банке.
-- Работали, Алексей Николаевич, -- ласково возразил генерал, -- работали! Если бы я этого не установил, я не был бы генералом. Гражданин Павлов, сейчас я задам Вам несколько вопросов. Ответы имеете право записать собственноручно.
-- Я бы хотел сначала воспользоваться своим правом переписать документы.
-- Сегодня уже поздно, Алексей Николаевич, сейчас ночь. В Москве перепишите.
-- С Вашего позволения, Ваши вопросы я выслушаю тоже в Москве.
-- Хорошо. Все предъявленные Вам документы -- в нескольких экземплярах. Подпишите их, они идентичны.
-- Исключено.
-- Почему? Вы обязаны.
-- Потому что, руководствуясь остатками здравого смысла, я убедился в своем предположении, что Ваши действия ничего общего с законом не имеют, и я постараюсь это доказать.
-- Алексей Николаевич, а кто Вы по образованию?
-- Учитель русского языка и литературы.
Вот тут генерал удивился:
-- Да что же это такое, что ни обвиняемый, то филолог! Вы знаете, после перестройки люди с филологическим образованием часто бывали у меня обвиняемыми в тяжких преступлениях. Вы будете давать показания?
-- Нет.
-- Ну, хорошо. У Вас есть время подумать. Когда надумаете, обратитесь ко мне письменно. Вас привезут ко мне. Напишите чистосердечное признание. Но только Вы -- сами. Я к Вам уже не приду.
В камеру я возвращался думая о происхождении генеральской фамилии. Хлопнула за спиной дверь, и пленка кино съехала на кадр назад.
