Должно было быть не так

Глава 6 ПАХАН ИЛИ СЕАНС МАНУАЛЬНОЙ ТЕРАПИИ

назад | оглавление | вперед

Вечером из обезьянника повели в подвал, который удивил чистотой и дурацкими, не к месту приляпанными, например перед дверью в туалет (служебный, конечно), голубыми занавесками в цветочек. Гудит кондиционер, воздух свежий, прохладный. Поставив меня лицом к стене, мусор открыл одну из металлических дверей (без занавесок) и велел зайти.

Вначале я не понял, куда попал: в нос шибануло горячей мерзостью, ни на что не похожей, и меньше всего на воздух. Дверь тотчас громко захлопнулась. Тусклая желтая лампочка висит в табачном мареве. Стены, пол, потолок -- грязно-коричневые, черные. Напротив двери окно с решеткой и досками вместо стекол. Под решеткой деревянный подиум на деревянном же полу. На подиуме сидят и лежат люди. Все курят. Посередине -- ноги по-турецки, голый по пояс, живого места нет от татуировок -- беззубо улыбается во мраке абсолютно уголовного виду мужик.

Глядя на меня, длинно и абстрактно отматерившись, вдруг как заорет:

-- А иди сюда!!

Ну, думаю, началось, вот он -- пахан. А как говорить-то с ним. Я таких только в кино и видел. Пахан опять орет: "Как зовут?!"

-- Алексей.

-- Погоняло есть?! На всякий случай говорю: "Нет".

-- Рассказывай, за что взяли!

Я к нему со всей серьезностью, оробел прям:

-- Не знаю.

-- А что клеют?!

-- Говорят, деньги украл.

-- Сколько?!

-- Сто миллионов.

-- Рублей?! -- порвет на куски, если скажу не так.

-- Долларов.

-- А-а! Ну, тогда ясно! Присаживайся. Здесь не тюрьма, здесь мы все запросто! -- Цифра пахана совершенно успокоила. И орать перестал и вопросы задавать, но говорил громко, радостно и не переставая, по тридцать раз в минуту вбивая в воспаленный мозг одно и то же слово -- "уебашенный". Уебашенный мент; какой-то уебашенный Пыша, которому Коля (пахан) дал с ноги, после чего уебашенный Пыша упал как уебашенный; уебашенный грузовик и так далее, до бесконечности. Всю душу вкладывал Коля в это слово.

Голова шла кругом, в прямом смысле: тошнотворное чувство не быстрого, но непрестанного вращения на широкой темной карусели, не проходящее странное ощущение двух голов, из которых болит лишь одна, и карусель стала вдруг наклоняться, подошвы поехали вниз, зацепиться было не за что.

-- Давай-давай, здесь лежи, -- вполне по-человечески говорил Коля, подкладывая мне под голову что-то заменяющее подушку. -- Вот, водички выпей. Колеса есть. Пей, пей, помогает.

-- Да меня малость...

-- Вижу, не слепой. Менты -- они ж уебашенные! Пройдет! Привыкнешь!

На спине лежать тяжело: меж лопаток будто клин забит, руку бесхозную никак не пристроить. Головная боль не дает думать. Утешение одно -- когда-нибудь пройдет. Тогда еще не знал, что ближайшие полгода мыбудем неразлучны, и хорошо, что не знал, потому что еще не привык.

Что были за колеса, так и не спросил, но заснул крепко, впервые от того московского вечера, который был так давно, теперь уже в прошлой жизни. Футбольный матч проходил в Бразилии, на стадионе Марокана. Я играл за сборную Франции. Замечательное зеленое поле, яркие желтые и синие майки игроков. Трибуны забиты до отказа. Никого из своей команды я не знаю, и как попал в сборную, тоже неизвестно. Игроки -- рослые атлеты, я же в сравнении с ними как ребенок. Майка мне явно велика, достает до колен, трусы тоже длинные и широкие. Наша команда атакует. Долго бегу к посланному мне низом на выход мячу. Нет, не догоню. Но соперник зачем-то нарушает правила: сбивает меня с ног. Штрафной удар. До ворот далеко. Мяч тяжелый, его бы с места стронуть. Явно не смогу даже добить до ворот.

Ухожу от мяча подальше, долгий разбег, от навалившегося чувства ответственности слабеют ноги. Бью по мячу, он не летит -- катится по траве мимо выставленной стенки в сторону ворот. Охватывает отчаянье: разве это удар. Вратарь смотрит на мяч и не трогается с места: не долетит. Однако мяч катится в дальний угол ворот, вратарь, опомнившись, делает запоздалый бросок, но поздно: гол! Ко мне подбегают могучие атлеты, поздравляют, хлопают по плечам, спине. Стадион взрывается яркими красками.

Хлопнула кормушка: "Хлеб получать! Чай". Настало ивээсовское утро.

Выдали по полбатона черного и "чай" -- теплую воду в пластмассовых жирных, плохо вымытых тарелках.

Коля Терминатор, не успев глаза продрать, заорал во всю глотку:

-- Ага! Чай! Вася, стой, дело есть!

Дежурный мент весело откликнулся за дверью:

-- Какое дело?

-- Вася, сделай нам кипятку, чайку хорошего заварить!

-- Ладно! Сделаю! -- с героическим задором отозвался "Вася", и впрямь скоро принес в пластиковой бутылке кипяток.

Без промедления Коля сделал чифир. Мне: "Чифиришь?" -- "Не пробовал". -- "Будешь?" -- "Нет". Кружка пошла по кругу, по два глотка за раз. Коля замлел:

-- Вася!

-- Что еще? -- по тону ясно, что "Вася" лимит доброты исчерпал, хотя с Колей они знакомцы и чуть ли не соседи по поселку. Тут все, кроме меня, местные.

Коля с чувством:

-- Хороший ты мент, Вася! -- И благодарно: "В хорошем гробу поедешь!"

"Вася" не только не обиделся, но просто-таки чувствовалось, как он там, за дверьми, польщен. (В Бутырке за такие слова могут убить). П

ослышался собачий лай взахлеб. Открылась дверь: "На коридор! Проверка!" Один мент с автоматом, другой двумя руками еле сдерживает на поводке рвущуюся на нас, потерявшую от злобы достоинство немецкую овчарку. В прохладном ярком коридоре собачий лай и свежий воздух оглушают. Пришел начальник ИВС: "Просьбы? Жалобы? Нет? Заходим". Глоток воздуха -- и выдыхать не хочется, но дверь захлопывается и -- надо дышать. Алкоголики-суточники сменили парашу -- огромное помойное ведро, каких и на помойке не сыщешь.

-- Ну, я пошел на дальняк, -- решительно и с удовольствием объявил Коля, снял ботинки, приладил их на край параши подошвами кверху -- вот и сиденье готово.

Вентиляции в камере нет. Есть маленькая щель у двери, как раз на уровне носа; через нее проникает струйка свежего воздуха и тут же уходит через эту же щель назад, как бы не выдержав здешней атмосферы.

Решил, что, пока могу, буду ходить. Движение -- это жизнь. Так и приловчился, ковыляя по камере, делать вдох, подойдя к воздушному родничку, и выдох, уходя назад. Большое подспорье.

Познакомился с гусекрадами и куроедами. Один по пьянке свернул шею соседской утке. Другой проник, по той же причине, в чужой курятник, оторвал головы всем курам, погрузил их на тележку из того же сарая и повез раздавать знакомым, не оставив себе ничего. Потерпевшим на воле уже возместили ущерб, и заявления свои потерпевшие забрали назад, но один из парней уже получил "объебон" -- обвинительное заключение и ждал суда; другой, придя с вызова от следователя, в отчаянье восклицал: "Да где же я полштуки возьму?! Я ему -- мешок сахара возьми, а он -- мало. Опять, блядь, на зону поеду!" Коля же с подельником чувствовали себя бодро. Коля говорил, подельник cлушал. И так каждый как бы был при своем, и как-то шло бесконечное время.

С неработающей рукой надо было что-то делать. Меж лопаток явно не на месте позвонок. С тех пор, как однажды, после неудачной тренировки, я стал постоянным клиентом специалиста в области мануальной терапии, -- приемы ее мне известны, но как ими пользоваться... Оставалось довериться интуиции и случаю. Прислушался к себе. Нужно принудительное скручивающее движение корпуса, но в какую сторону?.. Последствия могут быть необратимы. Виктор (отрывавший курам головы) внимательно выслушал, что ему предстоит сделать.

...Хрустнуло громко, на всю камеру. Однако сквозь ожидание худшего, стало понятно, что клин из спины ушел и -- сразу заработала рука! Наблюдавший за операцией Коля, на время прервавший свои бесконечные тирады, развел в изумлении руками: "Ну, ты, Вась, в натуре доктор!"

назад | наверх | оглавление | вперед

ОБСУДИТЬ НА НАШЕМ ФОРУМЕ | В БЛОГЕ


Анекдоты | Советы родственникам