Ожидание расправы

Телефон для меня редко становится вестником хороших новостей. Оттого любой звонок кажется страшным, истеричным, неестественным. В ТОТ день телефон зазвонил, как заупокойный колокол, - набатом.

Слава не любил март. Каждый год он повторял, что этот месяц для него - плохой. Перед наступлением первого месяца весны в 2005 году он сказал: «Мне бы март пережить...» Я родилась в марте и всегда пыталась убедить Славу, что это – благоприятное время не только для меня, но и для нас обоих. Прав, как всегда, оказался мой муж: на этом свете мы с ним расстались 29 марта.

Слава всегда так или иначе удивлял меня. Его, казалось, знали все, - но, по сути, не знал никто. Душевная щедрость, размах, немелочность ... Мой муж был настолько очерователен, забавен и красив, что именно за эти качества его любили многие, а особенно – я. Постоянные испытания не сломили Славу, а закалили ... и всегда приговаривали к грядущим испытаниям. В моей памяти он навсегда останется человеком, который никогда и нигде не боялся быть самим собой.

На моего мужа постоянно заводили уголовные дела, а пресса в усиленном режиме занималась его дискредитацией. Но он старался ни на что не обращать внимания и жил так, как считал нужным. Слава честно выстрадал право на собственное мнение.

Удивительным образом он сумел сохранить верность своему чувству справедливости. Даже тогда, когда это было сложно и крайне опасно, когда люди его за это называли странным. Хотя именно эта его странность делала нас совершенными друг для друга.

Только в зрелом возрасте Вячеслав понял: все, что он когда-то принимал за свою природную слабость, является сутью его натуры, неким врожденным благородством. Даже система - власти, полиция, спецслужбы, тюремщики,... не всегда выдерживала его напор. Казалось, нет преград, которые мой муж не мог бы преодолеть. Лишь его глаза постоянно блестели непролитыми слезами.

Ведь в действиях системы все равно была последовательная логика победителя, желающего довести разгром своей жертвы до конца. Оттуда всегда исходил ледяной холод, и в конце концов они нашли себе союзника.

Пришло время, когда у системы и криминала Вячеслав стал общей целью. Наверное, решили, что человек, так много сделавший для уголовного мира, заслуживает права быть этим же уголовным миром и похороненным. Скоро это публично назвали «общественным мнением».

В течение последних пяти лет жизнь моего мужа была под угрозой. Я уже давно не спрашивала Славу ни о чем. Как каждая женщина, я в душе немного мать, немного актриса – и потому, когда речь заходила о постоянной опасности, нависшей над нашей семьей, я старалась переводить разговор на другие темы. Знала: Слава полностью порвал с предыдущей жизнью. Знала и другое: говорят, что за это решение ему придется заплатить.

Счета предъявлялись разные: кто-то требовал денег, кто-то - морального удовлетворения. Воспитанные в клетке, бывшие братки боролись не за «понятия». Эти люди о жизни на воле вообще имеют смутное представление, поэтому борются только за право превратиться из угнетенных в угнетателей.

Слава уже считался человеком, за которого заступиться некому. Говорили, что он сам себе построил лабиринт и сам в нем заблудился. Меня в качестве его тыла никто, конечно, всерьез не воспринимал. А мой муж сам был слишком лихим человеком, чтобы искать чьего-то покровительства!

Я больше всего ценила уникальность его личности и, не задавая вопросов, разделяла с мужем все его радости и беды. Мы вместе прошли через такие тяжелые времена! Были моменты, когда мы теряли надежду и терпение, но ни одна из наших редких сор небыла всерьез.

За время совместной жизни мы успели обсудить все возможные проблемы - до той последней грани, когда спрашивать уже было не о чем. Мы говорили, говорили и говорили ..., но ни один из нас не мог вынести мысли о возможности жить друг без друга. Мы никогда не боялись смерти, мы боялись разлучится. У нас со Славой были безусловные отношения, - мы оба смирили гордыню и признались в этом друг другу.

Иногда телефон пугал меня среди ночи. Это звонил муж: «Я внизу, возле подъезда. Выйди мне навстречу». Мы как-то договорились, что Слава будет перестраховываться. Такой его звонок означал, что у подъезда припаркована подозрительная машина. Я спускалась ко входным дверям, и потом мы вдвоем поднимались вверх по мрачной лестнице. И даже некстати перегоревшая лампочка в подъезде воспринималась в такой ситуации как зловещее предзнаменование. Со временем ожидание расправы вошло в привычку.

Но сейчас я думаю, что долгие годы мое поведение в борьбе за мужа окружающим могло показаться очень мужественным. На деле это было не столько мужество, сколько недомыслие.

Господи, как тогда хотелось, чтобы нас посетило наше будущее и успокоило, сказав, что в конечном итоге все будет в порядке! Но нам досталась судьба безумно смелых и абсолютно отчаявшихся людей, посмевших выступить против государственной власти. Последние пять лет наш мир замкнула постоянная война и готовность к ней. Но похоже, я так и не смогла до конца осознать страшной реальности нависшей над нами угрозы.

Смерть и бессмертие

Меня не пугает физическая кончина, я верю в бессмертие. Тем не менее, живя с Вячеславом, о смерти я думала каждый день. Так долго, что уже свыклась с этими мыслями и перестала обращать на них внимание. При постоянном ожидании часа «Х» мы лишь всегда ловили проблеск надежды в глазах друг у друга.

«Чтобы не случилось, чтобы Тебе не показалось, единственное реальное – это моя любовь к тебе и детям!» Осознавал ли Слава печаль, постоянно звучащую в его голосе!?

Демократия представляет неограниченные возможности лишь тем, кто ее ненавидит. А перед теми, кто в нее верит, городит проблемы. Порой - неразрешимые. Нас обоих мучило противное ощущение, что мы попали в мышеловку. И что сами уже не в состоянии оттуда выбраться.

Все зависело от того, кто первый появится возле мышеловки: тот, кто захочет нас съесть, или тот, кто захочет с нами еще немножко поиграть. Другими словами: или сразу придет убийца, или перед этим еще навестит прокурор. Мы с мужем обсудили оба варианта. И шли к этому дню, сопровождаемые гулкими ударами своих сердец.

Было бы наивно скрывать очевидное: мы несколько лет провели в ожидании катастрофы. Поэтому страха, как такового, у нас не возникало почти ни по какому поводу. Более того, мы со Славой вообще ко многому относились не так, как все. Может, потому, что долгие годы нам приходилось преодолевать враждебность и давление обстоятельств - от осмеяния обществом до сомнений в себе.

Мы предпочитали не подстраиваться. Ни он, ни я не ломали себя, слепо веря, что судьба за это потом нас отблагодарит и приголубит. В награду мы получили мужество идти к общей судьбе. Мне была нужна его сила, ему – мои крылья и вмести мы смогли лететь. Не зная наверняка, погибнем или уцелеем. И для нас двоих этот путь освещал Слава.

Я только всегда боялась пропустить момент, когда окажусь ему по-настоящему необходима. И потому постоянно напутствовала: «Будь осторожен. Звони, если что». С годами это стало будничной присказкой, и произносилось так же, как «Возьми зонтик. Обещали дождь».

Смерть… Терпения нам обоим было не занимать. Вот только смирения – ни на грош. Мы жили, не пытаясь обойти эту тему. Я – врач, и мне не раз приходилось видеть всякое. А то, что пережил и чему был свидетелем мой муж, почти невозможно выразить в словах.

Его кодекс жизни формировался в неволе. Слава слепил свою этику поведения в тюремном аду. Там он добыл правду, и из-за метода ее постижения правда не может превратиться в ложь. Мы оба были рисковыми людьми. Нам только очень не нравилось чувствовать себя чужой добычей.

«Сейчас может произойти все что угодно. Будь к этому готова», - сверкая своими цыганскими глазами, сказал мне муж в ТО утро. Я взглянула на него, любя этого мужчину за все те годы, которые мы прожили вместе. Мы пережили радость, мы познали ужас. Не важно, что это были годами борьбы, они были величайшем счастьем в моей жизни.

Поэтому я только дольше обычного посмотрела Славе в глаза, погладила его красивые черные волосы, провела пальцем по его губам ... «Я всегда готова ко всем неожиданностям», не очень умно, но браво отрапортовала я. И мы оба в тот миг не знали, что наша следующая встреча состоится уже в другой жизни.

Когда убили мужа

Мне всегда казалось, что при любых неприятностях главное, - мое присутствие рядом. Лишь бы оказаться возле Славы! Мне верилось, что нет обстоятельств, в которых я не сумею защитить мужа.

Но в те роковые минуты меня рядом не было. Его подкараулили и убили в подъезде чужого дома. А те, кого он искренне любил и кому верой и правдой служил, не открыли Славе дверь. И эти мысли - самые удушающие.

Для меня многие вещи всегда были очевидными. Понять Бога с помощью разума невозможно. Его можно постичь лишь душой. «Убили!», - прокричали в телефонную трубку. И у меня не было ни малейших сомнений, что услышанное - правда. Картина в моем уме была отчетлива и реальна. Я только шире открыла глаза – чтобы разглядеть, как от для удаляется один мир и приближается другой.

За час до этого я разговаривала с мужем по телефону: «До вечера! Я люблю тебя!» Слава ответил: «Я тебя тоже». Вскоре я увидела его тело на грязном полу коридора многоэтажного дома. Мой Слава уже превратился в путника, бредущего по дороге в неведомое.

За два дня до гибели Славы я видела сон. Как будто я потеряла ребенка, мальчика, которого мне оставили для присмотра. Чуть отошла от него - и ребенок мгновенно растворился у меня на глазах. Наутро я проснулась в ужасном настроении: «Слава, я видела плохой сон».

Слава редко оглядывался назад. Это и неудивительно. Будь мое прошлое таким же жутким, я бы тоже не получала особого удовольствия от воспоминаний. И муж уверенно ответил мне, что скоро все будет очень хорошо.

Наверное, из-за постоянной готовности к худшему мои мысли в день убийства были предельно рациональными, а действия - практичными. Я была готова погрузиться в это безумие. Главным было - увидеть Славу. Казалось, только тогда я еще более четко пойму, о чем думать и что делать дальше.

Когда он умирал, был ранний вечер холодной весны. На улице шел белый, тихий и редкий снег. Отмечая про себя все эти детали, я поняла, что в тот момент уже бездыханное тело моего мужа покидала его душа. Я не сомневалась, что она ушла в Небо. Любовь и мудрость ценнее всего на свете, потому что только этот багаж можно взять с собой. И то, и другое было при Славе, когда убийца повернулся к нему лицом…

Едва услышав о гибели мужа, я словно подвела черту. Может от того, что ожидание беды хуже, чем сама беда. Физические страдания заглушают душевную боль, - в этот момент я остро почувствовала себя в западне безисходной и разлагающей боли. Существует ли что то на пути к отчаянию, какая то непреодалимая преграда? Безусловно есть. Но, кажеться, только одна – вера.

По этому я была уверена, что теперь важнее всего увидеть его. Слава лежал на полу коридора. В земной жизни человеку очень не легко сохранить уважение к себе и жить достойно. Мой муж даже мертвым был немного склонен к культу собственной личности – и сейчас чувствовалось его самовольство, нежелание подчиниться общим правилам, его опасный индивидуализм. Казалось, мертвый Слава не молчит: «Все, я ушел. Там, где ставки высоки, потери могут быть катастрофичными. Что же, я готов и к такому решению своих земных проблем. И вообще, стоит ли жизнь того, чтобы дожить ее до конца?! Спасибо за все хорошее и все плохое. До свидания.»

А все остальное мне представлялось нереальным, похожим на старые фильмы про войну. Тусклый казенный свет, полицейские, жители злополучного подъезда... Полицейские говорили, что в моего мужа выпустили шесть пуль. Высказывали предположение, что стрелявших было двое. Было такое ощущение, как будто мне и лгут, и одновременно говорят правду.

Мне мучительно долго не разрешали к нему подойти! Я старалась быть спокойной, хотя чувствовала, что мой голос начинает звенеть. Только то, что я видела Славу, помогло мне не впасть в панику.

У него были открыты глаза. Еще ясные, почти не тронутые смертью, а по щеке катилась слеза. Даже мертвый, Слава лежал в естественной позе, почти красиво. Как будто просто упал. Муж казался мне спокойным, он даже чуточку улыбался! На лице Славы застыло ироничное выражение человека, который понимает, что ему врут в глаза. «Он лежит как живой», - это единственное, о чем я смогла подумать.

Мой Слава прошел через все земные круги ада. Теперь это было его «прощальное цветение», одновременно трагичное и красивое. Это был бунт Славы, его свобода и страсть. Я резко почувствовала, что больше не моглу вынести этого контраста. От такого яркого зрелища голос моего разума сначала был потеснен, а потом, - почти заглушен. Одна моя половина сжалась от ужаса, а другая – с гордостью и уважением наблюдала его уход.

Момент истины

При жизни у Славы была очень милая привычка краснеть и принимать удивленный вид, когда его хвалили. Точно так же он выглядел и в тот момент, когда его застали пули убийц. По этому застывшему выражению его лица я поняла, что душа Славы покидает родное для меня тело. Он уходил в следующую стадию жизни. Входящие в те ворота никогда больше не окажутся в наших объятиях.

Казалось, вот-вот случится нечто чудесное, и эта нереальная, неестественная ситуация прояснится, развеется. Ведь я всегда думала, что смерть имеет смысл и испытывала интерес к тому, что происходит за гранью земной жизни. Я верила, что это должен быть новый, творческий подход к миру, дающий иное его понимание. Нечто вроде радостного освобождения от ограничений материи, приключение вне стен примитивных верований.

Завершение жизненного пути смертью – это естественно. Как же иначе!? Если Слава многое неуспел, неосмыслил, - не беда. Для Бога давольно и намерений. Человек освобождаеться от своей личности для того, чтобы погрузиться во что то другое, в свою другую сущность.

Пока я размышляла над этими эффектными теориями, формальности закончились. У меня было такое чувство, какое, наверно, испытывает солдат на поле боя: усталость и изумление. Скоро мне позволили приблизиться к Славе. Сделать это можно было, лишь опустившись на колени.

Я наклонилась к мужу близко-близко, пристально всмотрелась, стараясь навсегда запечатлеть в памяти, как выглядели его руки, волосы, лицо... Все еще казалось теплым и живым, но было видно, что Слава уходит. Я чувствовала, что его сознание уже блуждает по неизвестным дорогам потустороннего мира. Души чаще всегда покидают тело в полутьме, в сумеречное или темное время суток. Была полночь.

Полицейские отдали какие-то команды, и чужие, казенные руки стали распоряжаться телом моего мужа. В моем настроении появились агрессивные нотки. Никто не может мне запретить увидеть, где он сегодня будет ночевать! Слава Богу, таких попыток и не делали. Это немного разрядило ситуацию, потому что в тот момент за свое поведение я поручиться уже не могла.

Мой муж должен был и на сей раз отправиться в казенный дом. Опять в казенный! А ведь при жизни Слава на дух не выносил контроль! Я еще и еще раз пристально вглядывалась в его глаза. Не оставалось сомнений - Слава видел своих убийц и все понял в свой смертный час. «Все, что покупается, должно быть продано» - девиз нашего времени. «И тому, кто мертв, платить уже ничего не нужно.» В последние минуты судьба приготовила Славе жестокое испытание. Скорее всего, мой муж понял, что его жизнь была предложена, как товар на рынке недвижемости.

Через какое то время я увидела Славу лежащим на каталке. Его глаза, уже чуть-чуть мутные, спокойно смотрели на меня. «Слава, мой родной!» – из за слез мои глаза почти не могли его разглядеть. Я понимала, что завтра, когда вновь приду сюда, глаза мужа будут закрыты уже навек. Я постаралась успокоитсься, сконцентрироваться и запомнить все мельчайшие подробности.

Это были последние мгновения, принадлежащие только нам двоим. Слава уходил все дальше и дальше. Я до сих пор помню ту ночь в мелочах – как я разговаривала с ним, целовала его, гладила его волосы. Не сомневаюсь: все, что я сказала тогда, муж услышал. Он покинул Землю, забрав с собой в дорогу мои слава, мой запах, мои прикосновения.

«Славочка! Мальчик мой! Я тебя очень люблю!» - этими простыми фразами вроде бы все и сказано. Я должна была ему не мешать, а наоборот, помочь уйти. Это было все, что я теперь могла для Славы сделать. На Земле мертвые могут полагаться только на живых. И я вдруг почувствовала странную легкость, нечто похожее на примерение с судьбой.

Пять дней до похорон

Потом наступил следующий день, который я встретила, сидя дома за кухонным столом на месте мужа. Ему были известны не только мои слова, но и мысли. А у меня в запасе были пять дней, пока тело Славы еще должно оставаться на Земле. «Плакать я буду потом. Сейчас мне нужно подумать о многом», - сдерживала я себя. И поймала себя на том, что впервые разговариваю сама с собой.

Пока Слава еще в начале своего дальнего пути, он мне что-то обязательно подскажет. Он никогда так просто не отпустит своих убийц. Я старалась сосредоточиться только на том, чтобы облегчить ему уход.

Еще пять дней я ходила к мужу, словно на свидания. Каждый раз я ощущала, как душа Славы уходит все дальше и дальше. Его уже не было в этом материальном мире. Мне казалось, что уход его - спокоен.

Но мне пока было дано многое. Я могла поцеловать Славу, погладить, потрепать за ухо... Почти как при жизни. Он только не мог поднять на меня, как при жизни, свои глаза – сплошной огонь.

Уже находясь по разные стороны реки жизни, мы вместе вспоминали былое. И то, как я по утрам мыла его красивые волосы. И то, как он сердился, когда я перебивала его длинные речи – именно тогда он так на меня сверкал своими бездонными глазами, словно хотел испепелить... Как он кувыркался с детьми, как плакал, ругался, смеялся...

Каждый день я по-прежнему восхищалась им. Мой муж при жизни во всем был превосходен. И даже после ухода души его тело лежало аккуратное, красивое и родное, - Слава не оставил его как попало.

Он жил, не экономя себя. Славу всегда притягивали люди необычной судьбы - сильные, смелые - такие же, как он сам. Вот и когда он уходил, его внутренняя сила была почти осязаемой.

Я до сих пор часто пытаюсь представить его уход. Мне видится солнечный день и дорога, где на другой стороне на корточках, по-тюремному, сидит Слава. Так, как он любил сидеть при жизни. Покуривает, щурится, улыбается... И ждет, когда я перейду на его сторону..., - эта мысль мне и сейчас кажеться восхитительной.

В день похорон я поехала к мужу, убедилась, что все в порядке. В совместной жизни мы строго придерживались некоторых правил. Одно из них гласило, что в семье следует задавать только те вопросы, которые требуют развернутого ответа. Мы никогда не обсуждали вопросов, на которые можно было ответить лишь «да» или «нет». Потому что понимали - именно это становится концом любых отношений. В день похорон мы «наговорились» от души.

Потом настало неизбежное. Слава уже не принадлежал мне одной, и я старалась к этому относиться спокойно. Обычная суета церемонии похорон меня почти не коснулась и не впечатлила. Лишь где-то подсознательно я отметила, что все хорошо и Слава должен остаться довольным.

Последний путь

Больше всего мужу понравилось бы солнце, которое ярко и тепло светило ему в лицо в день его окончательного ухода. Слава очень любил солнышко. Может, оттого, что за тюремными застенками мало видел его. Каждый год он с детским восторгом готовился к возможности загорать. В летние дни Слава вставал рано и отправлялся «погреться на речку», прячась в те же кустики, по которым лазил, будучи еще никому не нужным бездомным подростком.

У меня появляется чувство какой-то завершенности. Солнце еще раз приласкало смуглое лицо мужа, погладило черные волосы, задержалось на губах... Последний поцелуй, взгляд... А под подушкой лежало мое письмо, и я была абсолютно уверена, что Слава его не раз прочитает.

Мой муж тоже был готов к последнему пути, он лежал, загадочный и далекий от всех. «Ночь приходит лишь для того, чтобы подготовиться к рассвету!» Я лишь пыталась сосредоточиться на мысли, которую как-то упустила во время наших предыдущих встреч. «Помоги мне разобраться с твоими убийцами, Слава», - попросила я его. Я даже не искала знаки того, что он по этому поводу мог бы мне ответить. Я лишь старалась произнести эти слова много-много раз, надеясь, что так заручусь его поддержкой и помощью. И благословением.

Три горсти земли, последние слова отца Андрея, - и он запечатал гроб. «До второго пришествия», - говорит священник. «До встречи, Слава», - шепчу я. Отныне мой муж принадлежал только Богу, которого, я уверена, он еще до смерти встретил в своей душе. Слава, мой красивый, талантливый и умный муж, ушел на небеса. А мне какое-то время придется жить здесь, но уже без него.

Мой муж отправился на Небо в пригожий день и будет меня там ждать. «Пока смерть не разлучит нас», - эти слова мы однажды серьезно сказали друг другу. Произносили их, скорее всего, не задумываясь. Смерть пришла за Славой слишком рано. Хотя я точно уверена в одном – он никогда бы не смог научиться стареть.

Смысл жизни женщины

Ночь после похорон казалась мне безликой. Нужно было думать, что делать дальше, но в голове крутились совсем другие мысли. Какова была вероятность, что мы со Славой найдем друг друга по настоящему, что наши тропы пересекутся и превратятся в одну? Что из чужих друг другу людей мы превратимся в единое целое? А поговорить было нескем. Горе непробиваемой стены окружало меня, я не видела и не слышала, что Слава – рядом. Пока нас разделяла моя вера в нашу разлуку и я никак немогла заглушить чувство обиды и несправедливости: почему я несмогла уберечь его?!

Я еще не отдавала себе отчет сколько мужества требуеться оставшемуся. Оказалось, что нужно намного больше сил, чем я имела до этого. Мне нужно было научиться оставаться на своем месте после смерти Славы. Ведь до этого мой жизнью был он – и, как каждому мужчине, Славе очень нравилось, что он составляет весь смысл моего существования.

Приду я к Богу и он меня спросит: «Какого было Славе быть Твоим мужем? Твоей земной задачей было любить его. Какой Ты была женой?» Мне казалось, что эта сцена проходит у меня перед глазами, выплывает из памяти. Но при всей блаженной красоте этой идеии, легче не становилось.

Однако, когда внутри тебя сформировался вопрос, сразу из вне появляеться и ответ. Смысл жизни женщины – любить. Если женщина не любит, она не выполняет своего божественного предназначения. И она никогда не будет счастлива. Чем бы она не занималась – бизнесом, наукой или политикой. В чем бы не попыталась себя реализовать. Потому, что любовь в первую очередь учит правельно жить. И, что существенно, жить счастливо.

Как это – любить? Это необходимость на протяжении десятки лет повторять одни и те же действия, чтобы понять их суть – ждать, прощать, поощарять, самой просить прощения, замечать, незамечать... Сегодня в таком подходе к человеческим отношениям есть некий оттенок новизны и революционности. А не хвататься то за одного, то за другого – с целью испытать много новых и разных ощущений. Считаеть, что легче прекратить поиски «единственного», разменяв его на многих.

Слава был человеком порывистым и жил бурной, непоследовательной жизнью. Его было легко и приятно полюбить, но сложно любить. Мой муж был личностью ярко выраженного харизматического склада, все делал вдохновенно и талантливо.

Гениальное сумасбродство Славы не раз заставляло меня принимать мгновенные решения и делать это едва ли не быстрее, чем я успевала подумать. Со временем именно это Славе придавало мужество и веру, что я уберегу его от любой опасности. Таким образом я ему помогла восстановить утраченый баланс безопасности, но уберечь все же несмогла.

Ушел на взлете

Слава – случай не типичный, от того еще более наглядный. Теперь о моем муже можно сказать, что в прошлом у него было большое будущее. Слава всегда полагал, что где-то трава зеленее. Предпочитал не мириться со знакомым злом, стремился в неизвестное будущее. Сполна познал ужасы унижений, нищеты и тюремных застенков. Обладал смелостью бросать вызов обстоятельствам и контролировать их.

Он сумел-таки полностью порвать со своим уголовным прошлым. После этого поступка вместе со Славой осталось много людей, уверовавших в его звезду. А для кого то мой муж стал вождем и апостолом уходящих из уголовного мира, - они чуяли в нем своего.

Верил ли сам Слава по настоящему, что при таком плохом старте в этой жизни ему со временем удасться сделать ее лудше? Да, верил искренно. В свою новую жизнь Слава шел со скрежетом зубов, ругаясь, крича, негодуя… Где бы Слава не появлялся, на него оглядывались. Мой муж не мог остаться незамеченым и по своим душевным проявлениям, - он всегда оставался на высоте.

После того, как Вячеслав принял решение неподдерживать отношения с уголовным миром, события в его жизни понеслись с головокружительной быстротой. Многое для него было ново и невходило в число его базовых сведений о жизни. Последние годы своей жизни он провел в мучительной борьбе между доводами рассудка и теми неясными ощущениями, которые Лермонтов назвал «пророческой тоской». И пронзительный взгляд затравленного зверя, измученого человека навсегда изчез из глубины его черных глаз.

Можно отнестись к этой истории как достаточно тривиальному примеру. Но эта сверхзадача целиком подчинила себе всю жизненную деятельность моего мужа и со временем почти отняла все его силы. Решение реально провать отношения с уголовным миром окружила Славу романтичным ореолом. Но это очень опасная штука - всем хочеться потрогать руками, вывернуть наизнанку ... В таких ситуациях толпа часто не может успокоится, пока не останеться один обглоданный скелет.

Мой Слава ушел на взлете. Молодым, красивым, преуспевающим человеком того социального ранга, к которому всегда хотел принадлежать, – касты уважаемых людей. Ничего с ним не смогли поделать ни тюрьма, ни уголовный мир. Вячеслав ушел победителем, свободным человеком.

Он больше не был тем, для кого каждый следующий день – предел мечтаний. Лишь глубоко в груди у него жила, притаившись, тупая боль от незаживающей раны. Теперь все позади. Людской мир он покинул человеком, который уверен в себе и способен к открытым действиям. Слава играл по-крупному и умел быть решительным в непростых ситуациях. Но обиднее всего осознавать, что он успел только чуть-чуть присмотреться к этой игре.

За ним закрылись земные врата. Отныне Слава, хоть и по-прежнему существует для меня, но лишь в другом, лучшем мире. Его неосязаемое и невидимое присутствие можно лишь почувствовать. Несомненно, мой муж не мог упустить возможности посмотреть с высот, как его похоронят. Это было бы совсем непохоже на него.

К утру той памятной ночи после похорон у меня появилось чувство крайней опустошенности и отчаяния. Я осознала, что Слава в этом материальном мире необратимо потерян для меня. Появилось острое ощущение того, что нет больше возможности разделить с ним любовь, радость и боль.

Убийцы будут по-прежнему просыпаться по утрам, а Славу лишили возможности видеть рассвет. Его словно выключили из жизни, и для меня это чувство обиды до сих пор сильнее всех остальных. Именно это во мне будит протест, взывает к справедливости.

У меня до сих пор нет ощущения времени без Славы. Мой муж умер легко, но смертью мученика, и теперь у него другой Дом. Дом, который он пока разделяет не со мной.

Его образ, который ускользнул от меня в темном коридоре в день убийства, так и не сфокусировался. Я его чувствую, понимаю, осознаю, но все равно вижу только в будущем. В моем понимании Слава не исчез на этом жизненном перекрестке. Он существует и теперь, только уже в альтернативном мире, движущемся параллельно нашему.

Жизнь после Славы

Потом началась моя земная жизнь после Славы. Уже совсем другая жизнь. Меня утешает надежда, что за прожитые вместе годы людской мир стал для него чуть менее трудным и чуть более ласковым.

Он был человеком, приговоренным на Земле к страшной жизни. Судьба Славы была неспроведливая до безумия и в то же время доподленная. Трагичная по сути и в то же время состоящая из серии комических по своей несообразности эпизодов. Он сам строил свою жизнь таким образом, что ему постоянно грозила опасность заблудиться в лабиринте между вымыслом и реальностью.

Может быть потому, что Славе была характерна почти патологическая склонность к мифотворчеству – во что бы то не стало сегодня выглядеть еще мужественнее, героичнее, сильнее чем вчера. Чувство меры было ему не свойственно и в ход шли все средства. Слава стремился блеснуть во всех традиционных мужских амплуа: и воин, и храбрец, и джентельмен ... Он постоянно подвергал свою жизнь опасности и без конца стремился туда, где она «бьет ключем.»

Теперь мой муж наконец-то свободен, людской суд больше не имеет над ним власти. Как и у каждого человека, у Славы были и друзья, и враги. Но и те, и другие не могут не признать – он был звездой, которая погасла, так и не засияв в полную силу.

В доме остался чудесный, не поддающийся описанию запах Славы. С ним связаны теплые, одновременно утешительные и болезненные воспоминания. Эта боль заставляет меня жить активнее. Только моя судьба и судьба его детей теперь могут послужить оправданием и расплатой за его гибель.

Я уверена, что встречусь с мужем в другом, чудесном мире. Я обрела дар надежды. Конечно, Слава после своего ухода очутился в мире, который недоступен моему физическому чувству. Но вечные узы любви связывают живых и умерших даже после того, как смерть разлучила их.

Хотел быть героем

Мой муж всегда хотел быть героем. Яркий и страстный Слава стремился преодолеть заложенное в зэке вечное чувство неполноценности. Но когда это случилось, он недооценил риска.

Вячеслав был загадочной, мистической личностью и в жизни не раз придумывал для себя разные биографии. Они возникали соответственно тем требованиям, которые к моему мужу предъявляли окружающие. Это были потрясающие истории, полные какой-то пронзительной потусторонней печали, берущие за душу своей простотой и в то же время странно чуждые нам.

Меня предупреждали много раз: «Будь с ним осторожна! Он настоящий колдун! Он очень опасен!»
«Я так сразу и поняла!» - отвечала я. И всегда эти слова я произносила со сладким замиранием сердца.

Потом я часто задавала себе этот вопрос: почему так случилось именно со мной? Ведь я никогда не просила судьбу ни о чем подобном. Я никогда не опускалась на колени и не молила Господа Бога так изменить мою жизнь! Просто я однажды увидела Славу и внезапно ощутила глубокую уверенность, что этот человек - ОН.

Мой муж родился в 1960 году в белорусской следственной тюрьме. Мать Славы была арестована по подозрению в убийстве своего мужа, красивого капитана срочной службы. Ходили слухи, что Елена из-за ревности зарубила его топором. Четверо старших детей в одночасье потеряли обоих родителей и были отправлены в детский дом. В то время Елена ждала своего пятого ребенка.

Следствие по делу раскрутилось быстро, других версий небыло, поэтому вскоре состоялся суд, и Елену вместе с новорожденным сыном Вячеславом отправили в Латвию, отбывать семилетний срок. Слава начал познание мира с казенного дома.
Мать Елены жила в Польше. Она два года слала письма в Москву, чтобы получить разрешение забрать к себе старших детей. Наконец одобрение такой эмиграции было получено, но трагедия этой семьи лишь продолжала разгораться.

Престарелая бабушка, мать Елены, из-за всего пережитого вскоре умерла, и все четверо детей Елены опять попали в детский дом, теперь уже - в польский. А в Латвии такая же участь была уготована их младшему брату. Слава свою мать впервые увидел в семилетнем возрасте, когда та освободилась из тюрьмы.

Брать к себе младшего сына Елена отказалась. Как, впрочем, и остальных детей. После проведенных в неволе лет она утратила многие чувства, в том числе и материнский инстинкт. Логично, что именно мать сыграла основную роль в формировании личности моего мужа.

Уже взрослыми старшие дети изредка навещали мать, и эти отношения даже теплыми назвать трудно. До двенадцати лет Вячеслав воспитывался в детском доме. Потом за «злостные нарушения» он был отправлен в специнтернат для несовершеннолетних. Юный нарушитель с недетским упорством убегал к матери, а она его всегда сдавала обратно в детский дом. За ненадобностью.

Такая жизнь делала свое. Постоянно преодолевая какие-то препятствия, мой муж из детства ушел в никуда. В возрасте семнадцати лет Вячеслав получил свой первый срок. Вдвоем с детдомовским приятелем они обчистили квартиру. Тогда обоих приговорили к трем годам колонии для несовершеннолетних.

После отбытого срока «на малолетке» Вячеслав попытался наладить жизнь. Мужу был 21 год, когда у него родился сын. Но к этому времени Слава умел жить только «от звонка до звонка», поэтому через год его опять арестовали за кражу. Приговор – пять с половиной лет.

Второй срок Вячеслав отбывал за Уралом. За примерное поведение его освободили досрочно. Вскоре у него появилась дочь, но гулял Слава недолго. Через год его вновь осудили - уже за вооруженный грабеж.

Этот третий срок был нешуточным по любым меркам - Славу приговорили к почти двенадцати годам заключения. Только перестройка раздала моему мужу «хорошие карты». В 1992 году Верховный совет Латвийской Республики помиловал Вячеслава Гойло.

На свободу он вышел уже в другой стране. Страх, смешанный с радостью и недоверием, метнулся в его глазах. Союза больше не было, а новые рыночные отношения вовсю кружили головы предприимчивым людям. За годы последнего заключения Слава давно отдалился от реальной жизни. Но надо отдать ему должное – он искал выход. Это было именно его время, и мой муж быстро стал богатым и влиятельным человеком.

Сам себе Слава поклялся завязать с прошлой жизнью навсегда. Мой муж был непосредственным участником многих важных событий в уголовном мире. В том числе малоизвестных, драматических страниц его истории. Теперь он захотел оттуда уйти.

Из-за этого в 1993 году в его отношениях с уголовным миром появилась трещина, быстро превратившаяся в пропасть. Однако для официальной власти мой муж всегда был и остался изгоем. Поэтому он оказался в безвоздушном социальном пространстве, где таким, как он, по определению не было возможности выжить. Кроме того ему невероятно хотелось разбоготеть. Со временем эта мечта возникала вновь и вновь, то в явной, то в замаскированной форме. Все по тихоньку шло к тому, что для Славы все диспуты в конце концов опять сменяться репресивными мерами.

Новая жизнь в другой стране

Когда основные аргументы в Латвии были изчерпаны, мой муж понял, что «пора закрывать занавес», - Вячеслав обратился в посольство США. Он подал прошение о разрешении выехать в Америку на постоянное место жительство. В 1994 году въездная виза была получена, и вскоре он покинул Латвию.

Но успокаиваться было рано. Вопрос о том, по какую сторону баррикад теперь стоит Слава, пока еще не был закрыт. При всем антураже «спектакля» истинные мотивы этого поступка криминальный мир сформулировал по своему – отъезд Вячеслава за океан было расценено как бегство. А цена дискуссий была такова, что этот вопрос остается открытым даже сейчас, уже после его смерти.

С 1994 года Вячеслав жил в Нью-Йорке. Там у него родился третий ребенок - дочь, гражданка Америки. В Бруклине Слава открыл ночной клуб и стал миллионером даже по американским меркам. Тогда у него серьезно обострились отношения с криминальным миром Латвии и России. Что, естественно, тут же привело к проблемам с американским законодательством.

К Вячеславу приехал «официальный представитель» братвы. Сегодня этого человека уже нет в живых – через несколько лет он окончил свою пропащую жизнь уж как то очень по-русски: по случайному, но эффектному совпадению однажды ночью он первый встретил своего киллера. А тогда, перебрав со спиртным, эмиссар уголовного мира кричал, что на этот раз Вячеслав не увернется, что ему прислали «черную метку». Или он передаст в «общак» миллион долларов, или ему конец. Мой муж даже бровью не повел.

Есть вопросы, за которыми нет не только никакой демократии, но и закона вообще. Поэтому скоро приехал киллер, и охота на Славу началась. По расчетам братвы, Вячеслав наконец-то должен был «получить свое». Но в этот раз не повезло другому - по ошибке застрелили Колю, телохранителя Славы.

Мой муж располагал неопровержимыми доказательствами того, что после такой неудачи криминальный мир решил подстраховаться и обратился к латвийской Фемиде. Потом ему рассказывали, что братки поскребли по сусекам общака, и обе стороны ударили по рукам.

Снова учился летать

В 1995 году Генеральная прокуратура Латвии официально затребовала выдачи Вячеслава Гойло как подозреваемого в присвоении денег в частном коммерческом банке. Латвийским властям долго не удавалось осуществить свой замысел. Только через четыре года произошла эта незаконная и необоснованная экстрадиция.

Вопреки возможности продолжать судопроизводство в США, в 1998 году Вячеслава на военном самолете, без документов и необходимых разрешений, через пять стран этапировали в Латвию. И заперли в подвале Государственной полиции, в народе именуемом «угловым домом». Оттуда его выпустили только через полтора года под залог в сто тысяч долларов. Таких залоговых сумм в Латвии еще не платил никто.

Но, едва выпустив, Славу сразу же опять арестовали – якобы неправильно были оформлены документы. Только после того, как он положил в конверт еще одну кругленькую сумму, документы оформили «правильно» и наконец-то выпустили Славу из жуткого подвала. Сказали, что до суда. Было лето 2000 года. Дышать ему стало легче, но жить – труднее. Мой муж, которого по сути столкнули с обрыва, странным образом не рухнул в пропасть. Он уже в который раз снова учился летать.

Через год Вячеслава опять арестовали. Охрана одного из ночных клубов избила его так, что пришлось госпитализировать с тяжелым кровоизлиянием в мозг. Через двое суток полицейские «сняли» его, еще не пришедшего окончательно в сознание, с больничной койки и отправили в тюрьму. Тяжело больной, Слава провел в тюрьме месяц.

Тело Славы, в своей основе молодое и здоровое, было слишком замучено. Как бы ни он был крепок от природы, от этой травмы мой муж уже не оправился никогда. До конца жизни Слава временами не понимал, где находится. Он стал воспринимать жизнь урывками. Реальность представала перед Вячеславом фрагментами, отдельными кусочками яркой мозаики. Люди и места, где он находился, казались Славе то знакомыми, то абсолютно чужими. От его личности стали отделяться осколки.

А суд все еще не назначался, хоть с начала уголовного преследования моего мужа прошло более пяти лет. Дело было настолько «шито белыми нитками», что власти тянули с началом судебного процесса как могли. Надеялись, что Вячеслав не выдержит и еще раз «наломает дров».

Но он не оправдал таких надежд, и власти потеряли терпение. Прокуратура вдруг заявила, что расследование уголовного дела возможно закончить только при условии, что Вячеслав будет находиться за решеткой. Было начало 2002 года. Славу арестовали без каких либо церемоний. Никаких новых обстоятельств, требующих таких мер, небыло. Просто нужно было, как цинично выразилась прокурор, «перевести его дело на язык 2002 года.»

В последнем заключении Слава провел еще один год. Его недруги очень ждали приговора суда, - ведь в тюрьме все возможно. Через год состоялся суд, и его решение врагам мужа очень не понравилось, - в феврале 2003 года Вячеслав Гойло был освобожден из-под стражи прямо в зале суда. Почти десятилетнее преследование закончилось. Доказать ничего так и не смогли.

Поэтому поступили как всегда - Славе дали ровно тот срок, который он во время предварительного расследования уже провел в тюрьме. Приговор гласил: «за пособничество в мошенничестве». Другими словами: «Ну хоть что-то нужно дать этому сукиному сыну!»

Перечеркнул прошлое

С тех пор Вячеслав занимался бизнесом. Опять поднялся по социальной лестнице, заработал нешуточные деньги, жил только для семьи. Наконец-то окончательно порвал отношения с криминальным миром. Даже не так: он просто обиделся на свое прошлое и навсегда перечеркнул его. Этот выбор совершился как-то сам собой. Тут-то и стали расползаться слухи, что теневой мир вынес ему приговор. Понятно, что такой вердикт обжалованию не подлежит.

Конечно, это сильно досаждало Славе. Однако в последние годы мой муж был озабочен не только угрозами в его адрес. Ему невероятно хотелось стать цивилизованным, более того – гламурным, любимым обществом. Даже его речь преобразилась - стала элегантной, легкой, временами чуть ли не аристократичной. Слава постепенно, но упорно и потому успешно учился всем тонкостям новой жизни.

В то же время в душе у него постоянно кипели чувства, не находившие себе выхода в традиционном стиле «порядочного человека». Кровь часто брала над Славой верх, и это доводило его до истерик. Он был очень старателен в попытках совершить невозможное и сумел-таки настолько отдалиться от своих истоков, чтобы уже никогда не вернуться к ним.

Но тщетно: вечером 29 марта 2005 года мой муж, 45-летний Гойло Вячеслав Иосифович, был застрелен в подъезде дома, где когда-то жила его мать. Убийцы и заказчики до сих пор не найдены. И я даже не верю, что их ищут.

Так для нас со Славой закончился первый этап совместной жизни - земной. Близкие люди с нами рядом, пока мы о них помним. И приходят всегда, когда мы их позовем.

«Привет – но мне пора.
Мне жаль признаться – пришел прощаться.
Ведь мне пора.
Я рад был встрече, но вот уж вечер –
И мне пора!»

Я позабыла, кто автор этих строк. Но у меня осталось ощущение, что именно так Слава относился к своей земной жизни. Никто не верил, что он сможет распрямится и заговорить о своем тюремном прошлом во весь голос. Но он сделал это! Может быть потому, что радость жизни «цивилизованного» человека для Славы была настолько ошеломляющей, насколько прежде оглушительной была постоянная боль в роли зека.

Смерть на некоторое время разлучила нас. Мы оба встретимся в другой жизни, когда настанет и моя пора. Мне будет легче – ведь муж возьмет меня за руку и скажет свое привычное: «Приветик, девочка моя! Что ты без меня делала?»

Слава стал перым читателем книги

Все, что вы прочли вначале, - по сути лишь предисловие к книге «Территория зверя». Крутой поворот в моей жизни, вызванный убийством мужа, вынудил меня изменить первоначальный замысел. Теперь эта книга – не только о нем. Она и о проблемах таких как он горемык, изгоев при любой власти. Маргиналы. Эти люди принадлежат к социальным изгоям – невежественны, обездолены, безправны ... В ответ огрызаються, вспихивают, бют наотмашь, даже кусаються ...

И мечтают лишь о том, чтобы мы с ними говорили ни языком угрозы, а языком отца и сына. Но это почти никогда невозможно до тех пор, пока неотыщеться женщина, которая будет готова полюбить несчастного. Женщина нужна для того, что примирить человека с жизнью, ослабить его страх, сделать его существование возможным. В проитивном случае жизнь маргиналов превращаеться только в глухое, упорное, саморазрушительное сопротивление.

Работа над «Территорией зверя» была завершена незадолго до гибели Вячеслава Гойло. Первым ее читателем был он. Слава же стал и первым ее критиком, сказав, что согласен со мной. В этой работе я ему очень многим обьязана. Ведь мой муж был человеком для которого самоуважение и чувство собственного достоинства из экзотической привилегии превратилось в норму жизни.

До того, как читатель приступит к «Территории зверя», я намерена помочь ему настроиться чтение. Перед вами не научный трактат, а эссе, т.е. сочинение исключительно приватное, выражающее мои личные пристрастия.

Причин для написания этой книги у меня было две: частная и общественная. Если говорить об общественной, то это моя давняя и с годами только нарастающая потребность разобраться в вопросе, которым и до меня задавались умные люди. Ответ у каждого свой, у меня тоже. Ведь здесь всегда сталкиваються две разносистемные аргументации – эмоциональная и рациональная. И, конечно, я хочу, чтобы могла повлеять на позицию тех, кто в дальнейшем выскажеться на тему иаргиналов.

Потому вначале хочу поделиться некоторыми мыслями. Они возникли после смерти Славы, в те долгие часы одиночества, когда я разглядывала его лицо, глядела ему в глаза, – но то был уже не живой человек, а лишь его фотография. И тем не менее порой мне кажется, что все это - не мои, а его мысли. Что именно это он хотел бы добавить к написанному.

Мы оба были уверены, что тюрьма из «terra incognita» должна превратиться в реальное, интелектуально посигаемое пространство. Лишенные свободы, казненные, убитые в лагерях и застенках, до смерти затравленные и сведенные сума ... На крепкую нервами власть муки людей впечетление не производит. Строго говоря, сегодня просто преступление вошло в норму и престало шокировать общество. На таком трагическом фоне истории судьба отдельно взятого человека трагична в квадрате.

Сегодня тюрьма как важная часть государственной машины в катастрофических размерах воспроизводит то, что можно назвать геном «антигосударственности». Она «выпала» из времени, превратилась в заповедник профессиональной преступности. Эпоха одностороннего подхода к тюрьме подходит к концу. Люди все равно совершают преступления, невзирая на земные и небесные кары.

Двадцатое столетие завершилось тем, что фактически признало за человеком право на преступление – закон с каждым днем нарушают все больше и больше людей. А это ставит перед юристами сложнейшую задачу – если у человека есть юридическое право жить на воле стало быть, он может и не воспользоваться этим правом?! Сегодня это сложнейшие вопросы в развитии цивилизации и Фемида в такой ситуации выглядит как повшая лошадь.

Важно, как ты ведешь игру

Я старалась не присваивать мужу ореол мученика. Это бы ему не понравилось. Сейчас немалое значение придается тому, чтобы культивировать в себе качества, помогающие шагать по жизни победной поступью. Нас учат, что победителей любят. Жизнь Славы дала мне возможность до конца разобраться в этом вопросе и понять, что важен не выигрыш или проигрыш. Важно, как ты ведешь игру.

Отто Бисмарк сказал, что «человек познается по трем вещам: щедрости в замыслах, гуманности в их исполнении и умеренности в успехах». День, в котором он ничего не узнал, Слава считал потерянным. А в замыслах с ним мало кто мог сравниться!

Готовясь осуществить свои поистине наполеоновские планы, мой муж постоянно на этом пути «согревал» всех, кто именно в «этот момент» оказался «в очень трудном положении». Делиться – это не только тюремный, но и детдомовский синдром. Свою добродетель он умел «носить легко» и отнюдь ею не кичился. Понятно, что при таком раскладе успех далеко не всегда был в пользу Славы.

Но мой муж не очень печалился. Слава был игроком. Он не уважал деньги. Его лишь отчасти увлекало дело. Он боготворил только само действие и случай. Слава хотел быть замеченным, оцененным, любимым. А для этого необходимо прослыть удачливым. Это стало заветной мечтой, главной целью. В момент своего ухода он был предприимчивым и удачливым человеком.

Вячеслав сам пришел к богатству и успеху. Без чьей-либо помощи. В условиях, когда просто выжить было уже героизмом. Именно это делает победу моего мужа еще более ценной и неповторимой. Он всем завистникам просто «утер нос». Никому не удалось увидеть Славу побежденным. В момент гибели он был воином, который умер с достоинством.

Лепила из того, что было

В последние годы у него была только я, у меня – только он. Все посчитали Славу излишне проблематичным – и отстранились. Круговой обороне, которую заняли почти все, мы могли противопоставить только готовность стоять друг за друга до конца.

Мне кажется, я знала о нем если не все, то многое. Мой муж ничем не походил на сложившийся в народном сознании среднестатистический образ криминального типа. Причина проста: он таким никогда и не был. Сегодня я стою лицом к лицу со своими врагами. У меня нет союзников, но поддержка у меня есть. Я имею ввиду право надяться на справедливость. И нет сомнений, что беспощадное время одинаково справедливо отмерит бед и несчастий как его недоброжелателям, так и его палачам.

По отношению друг к другу мы с мужем обладали особой чувствительностью – способностью предвидеть и правильно оценивать чувства родного человека. Однажды меня спросили: «Что такое для тебя счастье?» Можно ли себе представить более сложный вопрос?! Я же готова была ответить сразу, не задумываясь.

Славе было свойственно влюбляться пылко и безрассудно. Когда мы познакомились, я наперед ничего не загадывала. Он же врал мне напропалую. А я пристально вглядывалась в его черные глаза и пыталась за пылкими речами угадать родственную душу. Я его просто лепила из того, что было.

В нашем доме на двери висит индийский колокольчик. Я никогда не засыпала, пока Славы не было дома. Ждешь, ждешь - и вот тихо в замочную скважину вставляется ключ, звенит колокольчик, через мгновение в приоткрытую дверь буквально проскальзывает Слава - голодный, замерзший, нервный, взъерошенный. Без денег, но с потрясающим планом по их добыче... Зажигается свет, льется вода, щелкает зажигалка, через минуту Слава без сил падает на постель и еще успевает шепнуть: «Как же я устал! Завтра проснусь и буду думать.» Вот это и было мое счастье – МУЖ, который вернулся домой!

Мы поцеловались через мгновение после того, как впервые увидели друг друга. Я была последним человеком, который поцеловал его живым. Последние нежные слова друг другу мы сказали за час до его смерти. И я мужа поцеловала в последнюю его минуту на Земле.

Слава всех простил

Я похоронила Славу рядом с его матерью - той самой Еленой, которая при жизни отказалась признавать его сыном. Вместе с младшей дочерью он приходил к ее могиле за несколько дней до своей смерти. В день его похорон на твердом мартовском снегу я разглядела ясные следы Славы в тот недавний приход.

«Я здесь тоже буду лежать», - сказал он тогда. И лег - ровно через неделю. Неподалеку похоронены многие его товарищи. Те, кого Слава в тюрьме называл братьями и с кем делил хлеб. Сразу после его похорон я постояла рядом с этими могилами: «Принимайте!»

Кто не прошел через преисподню своих страстей, тот их не преодолел. Мой муж свое на Земле отмучался. Он примирился с людьми еще при жизни. Чтобы уладить отношения с другими, мы должны разобраться в отношениях с самими собой. А такого рода «разборки» – дело всей жизни. Это - самая трудная из всех работ. Она нередко требует встреч лицом к лицу с глубочайшими обидами и жестокими страхами. Вячеслав от них не уклонялся.

«Знаешь, что такое власть? Это когда держишь в руках чьи-то страхи и показываешь их ему». Эта мудрая мысль принадлежит американской писательнице китайского происхождения Эми Тан. Должно быть, мой муж понимал, что обиды бывают такими глубокими, что до них не дотянуться и словами их не излечить.

Потери, причиненные чужаками, тяжелы. И чем дольше не решается проблема, тем глубже рана. Поэтому Слава простил всех, иначе он просто не мог бы жить. Прошлые страхи ему потом еще долго снились. Лишь последнее время он спал спокойно. Только за несколько месяцев до гибели Слава стал видеть приятные, красочные сны. Тогда он просыпался счастливым и долго их пересказывал.

При жизни мужу не один раз было суждено осознать, что потери, причиненные близкими, могут быть сокрушительными. Напряженно размышляя об этом, Слава поседел в свои 45 лет. А потом встретился с предательством в темном коридоре и умирал перед дверью, которую ему не открыли близкие люди... Именно эта деталь жжет меня каленым железом. Может, Бог его помиловал, забрав к себе?!

Мы способны понять страдания других только тогда, когда сами пройдем через нечто подобное. Лишь вдова знает, что такое потерять мужа, которому поклоняешься как мужчине, искренне и безоглядно. Поэтому я верю, что моя книга особенно поможет женщинам. Ведь в те минуты, когда от отчаяния опускаються руки, лудше всех может помочь тот человек, который сам пережил подобное.

Боль от потери для меня все еще очень остра, и смысл переживаемых мною страданий пока часто ускользает и я живу как будто на половину. Но такие отношения, какие были у нас с мужем, незаканчиваються со смертью человека.

Гибель Славы я восприняла не только как потерю мужа. От меня ушел Учитель, и мне еще предстоит доказать, насколько прилежной и внимательной я была ученицей. И правильно ли я поняла, зачем мне был послан этот человек.

Каждый человек справляется с разлукой и утратой по-своему. Я не отношусь к породе уходящих, и все равно останусь женой своего мужа. Я буду находиться на этой станции, хотя его поезд уже ушел. Жизнь человека не прерывается до тех пор, пока его душа не созреет для выражения Божественного замысла. До каких-то пор будет длиться и моя жизнь.

Слишком дорогая цена

Слава мне оставил нравственные и профессиональные установки в жизни. Много лет назад я раз и навсегда поставила существование этого человека превыше всего в своей жизни. Если мужа нет в этом мире, это не значит, что его нет со мной.

Просто пока я полностью не могу осознать уход Славы. У меня нет острого ощущения пустоты. Есть чувства потери, печали, но только не ухода родного человека навсегда. Мне не хватает его тела. Его нежных рук. Возможности потрепать его мягкие волосы. Я хочу поговорить с ним. Прервать его длинные речи, чтобы он поворчал: «Ну что за манеры перебивать меня!»

«Нельзя открыть новые океаны, если не решаетесь отплыть от берега». В моей жизни настал момент, когда мысли о Славе должны преобразоваться в мою новую жизнь со Славой. Я всегда верила, что жизнь человека не заканчивается на Земле. То, что мы считаем реальностью, на самом деле может быть только видимостью. Но пока жизнь без реального, во плоти, мужа дается мне нелегко.

Очень точно сказано, что реальность не всегда правдоподобна или вероятна. Реальностью могут оказаться вещи невидимые, а то, что мы видим, - возможно, всего лишь иллюзия. Для меня осязаемыми остались идеи мужа. Я знаю, что и как он хотел делать.

Я постараюсь добиться оправдательного приговора в уголовном деле, по которому его преследовали долгих десять лет. Безусловно, сам факт такой травли помог созданию атмосферы, когда окружающие легко верят в безнаказанность его убийства. Славе бы очень понравилось снятие с него обвинений. Ведь из жизни он ушел человеком, не на словах, а на деле порвавшим с уголовным миром. Такой пример может спасти не одну падшую душу. В тюрьме любой страны не мало людей, чьи судьбы потрясают необычностью и особым трагизмом.

Славе все в жизни доставалось очень дорогой ценой. Все его неприятности были катастрофичными. С проблемами ему приходилось справляться в одиночку. А в будущее мой муж не стремился даже - ломился, словно на пути туда нужно было пробиваться сквозь кирпичную стену. Когда другие наслаждались успехом, он зализывал раны. И ждал грядущих неприятностей. Всю жизнь у него было ощущение, что за любую самую маленькую житейскую радость придется отдавать непомерную плату. В своей жизни он за все расплотился по полной программе – сумой, тюрьмой и ранней смертью.

Мы часто погружаемся в бесконечные срочные дела вместо того, чтобы заниматься тем, что по-настоящему важно для нас. С потерей Славы у меня больше не осталось срочных дел. Я постараюсь, чтобы его фамилия звучала как можно громче в благотворительных инициативах.

Отношение к тюрьме подвержено моде, оно так же испытывает влияние национального характера. В истории нашего, постсоветского криминала сплошь и рядом трагические развязки с неповторимым «местным колоритом». Самое похвальное в «тюремном вопросе» - это быть не слепо, а зряче верующим. Нужна помнить, что везде и во все времена зеки: «нация сомнабул», - живут, как во сне, но уж если проснуться ...

Мы со Славой часто обсуждали такие темы. Ведь права человека в тюрьме, а также после освобождения – это была тема, от которой мой муж не уставал никогда. Мы оба искренне верили, что рано или позно власти придеться пойти на коипромис. Или же отвести глаза. Так или иначе общее стамление к приданию всем сферам жизни «приличности» неминуемо распрастрониться и на тюрьму.

Диагноз: гений!

Он не боялся смерти, это правда. Непреходящая искренность наших отношений не допускала и мысли, чтобы он мог от меня что-то скрывать. Мой муж сам писал себе законы и сам по ним жил. А это делало все, за что он брался, не столько даже рентабельным, сколько эксклюзивным. Именно такая его особенность делала Славу звездой.

Я постараюсь, чтобы в час, когда я встречусь с мужем на небесах, у меня было бы много хорошего, о чем ему рассказывать. Я теперь живу с оглядкой на его стиль, суждения... Он был единственным мужчиной, чье мнение имело для меня значение. «Диагноз» ему я поставила раз и навсегда: гений! И постоянно буду руководствоваться его принципами, в какой бы ситуации ни оказалась. Постараюсь вести себя так, чтобы Слава мог мною гордиться.

Он оправдал мою надежду дождаться героя. Как, думаю, и всякая женщина, я всегда мечтала об идеальных отношениях с идеальным мужчиной. Реализация моих мечтаний пришла со Славой. Он обладал качествами, которые помогали мне искоренять недостатки своего характера.

Мой муж был всяким. У него были и хорошие, и плохие черты характера. Но и те, и другие были яркими, незабываемыми. Для Славы все теперь по-другому. Но ни друзья, ни уж тем более враги не смогут его забыть никогда.

Небесная «инфраструктура» непостижимо сложна. Встречи, кажущиеся случайными, предопределены. Слава нашел меня сам. Двадцать восемь лет назад он встретил меня на улице: моложавый, подтянутый, слегка пьяный... А я, увидев его, сразу поняла, что этот человек меня чему-то безмолвно учит. В день нашей встречи Слава был несчастной душой и было понятно, что такое положение вещей сложилось уже давно.

Самое трудное в любой школе любого уровня – это контрольные, тесты, экзамены... Никто их не любит, но никто и не отменяет. Теперь мне представился случай проверить, усвоила ли я преподанный мне материал. Слава не переносил, когда ему заглядывали через плечо. Значит, и мне придется все выполнить самостоятельно. А это потребует от меня решительных поступков.

Когда я в первый раз встретила Славу, ему было всего 17 лет, тремя месяцами раньше за ним закрылись двери детского дома и он жил на чердаке. «Давай поженимся!» -сказал он мне. Вячеславу всегда был характерен типично мужской подход к решению важных проблем. Мне 22, у меня маленький ребенок на руках, формально есть муж – студент медицинского иститута, и впереди - все перспективы, которые только может обещать жизнь начинающему врачу. Почему я тогда не сказала Вячеславу «Да»!? Причины можно понять, но тем не менее это - единственный шаг в моей жизни, о котором я всегда по-настоящему сожалела.

Мы слишком долго жили друг без друга.

К тому времени, когда мы снова встретились, нам обоим осталось лишь попытаться собрать осколки предыдущих лет и верить в то, что нам удастся построить прекрасную жизнь, которую мы могли бы создать годы назад. Если бы у меня раньше хватило храбрости или дерзости, нам бы не пришлось проходить через весь этот период «выздоровления». Порознь мы совершили ошибки, которых никогда ни сделали бы вместе. Именно от этих мыслей я не нахожу себе места. Словно кто-то звонит в мою дверь, а я не знаю, как ее открыть.

Долгие двадцать лет Слава пребывал в Аду по-русски. Тюрьма – это образ жизни, способ мышления, система ценностей и система цен. Четыре раза в своей жизни, готовясь выйти из тюрьмы, Вячеслав всегда упорно ставил перед собой одну и ту же очень романтичную задачу – еще раз начать жизнь сначала. «Держи меня покрепче, я бегу по краю!» - Слава часто повторял мне эту фразу. И в конце концов у него все получилось. Несмотря на криминальный нимб, мой муж стал легендой.

Но однажды Фортуна вообще как-то по особенному посмотрела на него, и жизнь катапультировала Славу со статуса провинциального хулигана на небывалую высоту - в американские миллионеры. Вячеслав старался глядеть в оба. В Америке нужно было не облажаться, когда судьба выведет его к настоящей удаче. Тогда-то он и почувствовал последнюю стадию кессоновой болезни. То есть во время ее приступов совершенно не соображал, что делал.

«Бог сотворил различия не для того, чтобы разделять, а чтобы обогащать». Я выбрала Славу. Мой муж был гением. А гениев не исправляют. Вот только общение с ними требует самообладания. Это Слава дал мне шанс узнать больше о себе и стать лучше.

Я быстро уловила духовный смысл его терзаний. Фактически мы оба поднялись над нависшей над нами угрозой. Конечно, я была свободна в своих решениях и поступках. Но мы постепенно настолько сроднились, что стали видеть мир одними глазами, слышать одними ушами и чувствовать одним сердцем.

Успели все сказать друг другу

После его гибели жизнь мне облегчает мысль, что мы успели сказать друг другу все. Слава был человеком, которого я добровольно признала умнее и лучше себя. Я искренно гордилась им как мужчиной. И одновременно восхищалась им как ребенком – все в нем вызывало во мне чувство нежности. Как он сидел! Как он ходил! Как он спорил со мной! Я ему каждый день повторяла, что он умен, красив, что нужен мне. Слава при этом широко и сладко улыбался и почти мурлыкал: «Ну-ну...»

Все годы, проведенные со Славой, я прожила, постоянно натыкаясь на тени его прошлого. Однажды я с жадностью бросилась в его мир, желая не столько решить свои проблемы, сколько понять его всеми отвергнутую душу. В моем муже постоянно жила отчаянная жажда утешения. И еще - острейшая необходимость принимать непростые решения.

Сколько людей борются с тем, чего победить нельзя! Присутствие Славы меня как-то постепенно отучило от этого. Неизвестно откуда узнавший ее, муж мне постоянно повторял молитву лидера американских евреев середины XX века, раввина Аббы Хилеля Сильвера: «Господи! Дай мне силы изменить то, что можно изменить. Господи! Дай мне терпения выдержать то, что я изменить не в силах. И дай мне, Господи, мудрость отличить первое от второго!»

Куда ни глянь, нас повсюду пытаются соблазнить рекламой. Если хочешь быть счастливым, здоровым, веселым... - приобретай. Но в мире нет ни одной кампании такого же масштаба, которая бы побуждала людей к добру, сочувствию, любви, к умеренности своих желаний или к щедрости в отношении нуждающихся.
Если человек хочет прожить жизнь с духовными принципами, он должен их искать сам. В обществе о них не слышно. Люди по субботам посещают в основном храмы потребителя – супермаркеты. Маниакально совершая все новые покупки, они верят, что приобретение вещей неведомым образом восполнит то, чего им не хватает. Все, чего не хватало мне, пришло со Славой. И даже с его уходом все осталось при мне.

Слава был мудрым учителем. Игнорировать трудности, стараться ничего не обсуждать, притворяться, будто ничего не происходит, и застывать, когда внутри бурлят чувства – все это было не для моего мужа. Он не бежал от реальности, не отказывался признавать ее. Слава действовал согласно ситуации на текущий момент. Конечно, сказать это легко, а вот жить так...

Хотя в течение всей нашей жизни у него остались неразрешимые конфликты с прошлым, мы понимали друг друга. Он мне поверил. И эта вера помогла ему обрести надежность в ненадежном мире. Для нас обоих появилась новая точка отсчета. В отношениях мы сумели не оставлять на полу осколки, которые потом придется поднимать. Наверное, поэтому у меня сейчас наравне с огромной, невосполнимой потерей живет в духе и другое сильнейшее чувство - обретения и выигрыша.

Слава научил меня изменять точку зрения. Голод, холод, насилие ... «Порядочным людям» это известно лишь по наслышке, благодаря привычке ужинать перед телевизором. Такой человек почти уверен, что умрет в возрасте 96 лет от болезни Аьцгеймера. И я думала так же. Только муж помог развить те качества, которые прежде дремали во мне. По сути, ознакомил меня с моими замороженными чувствами. Научил понимать себя так, как прежде я не умела.

Все мы судим о других по себе. Мы применяем к чужой жизни свои представления о реальности. И порой на основании этого сопоставления делаем вывод, что у других не все в порядке. Мы восхищаемся в людях теми чертами, которые любим в себе. И осуждаем всех, чье поведение не подпадает под наши стандарты.

Но мы все - разные. Нам хочется думать, что мы видим мир вполне ясно. Нам внушили уверенность в том, что наш взгляд на реальность точно отражает ее. Наше толкование ситуации становится для нас истиной. И когда мы считаем чье-то поведение неправильным, нам не приходит мысль, что, возможно, этот человек просто верен себе. Только его видение мира отличается от нашего. Эти представления сформировали происхождение, семья, специфическая система ценностей, вся история жизни, гены, наконец. И взгляд этого человека на все столь же правомерен, как и наш.

Со временем мы начинаем осознавать, как устроен этот мир. Именно знание тюрьмы наталкивает на мысль, что в этом театре ужасов одним актерам даны роли жертв, другим – палачей. И что последним – хуже. Примером тому служит поразительный, но греющий душу факт: в Освенциме уровень самоубийств среди охранников был в несколько раз выше, чем среди заключенных.

Божественное правосудие

Безусловно, я желаю кары убийцам своего мужа. Мысль о мести – сильное утешительное средство и с ней благополучно переживаються многие бессонные ночи. Человек всегда пожинает то, что посеял - в этом сходятся все религии мира. Различны только толкования о том, когда и как настигает человека Божественное правосудие.

Человек, который отнимает чужую жизнь, так и так не жилец, он - «конченый» человек. И палач не знает своего конца, - жизнь впереди и кто сказал, что она для него будет сладкой!?

Но нужно много мудрости, чтобы положиться только на Божью кару. Библия нас учит любить своих близких и своих врагов. Наверное, потому, что зачастую это одни и те же люди. Только, уча нас любить своих врагов, Библия не говорит, как именно это делать. И я пока не готова к этому.

Духовные уроки редко бывают легкими, очевидными и удобными для усвоения. Самыми трудными представляются те, которые мы вряд ли выучили бы по доброй воле. Эмоции живут своей жизнью. Их нельзя включить или выключить по желанию. Тот, кто, казалось бы, умеет отключать свои чувства, скорее всего их просто подставляет, а это ведет к нездоровым последствиям. Притвориться, что мне нет дела, когда на самом деле есть – просто самообман. Это не работает никогда.

Решение мстить или нет – выбор из числа самых трудных в моей жизни. Мое желание мести справедливо и логично. Да, я буду мстить. Это единственный способ востребовать обратно ту часть себя, которую у меня отняли. Мне лишь остается ответить на другой простой с виду вопрос - как?

Предаваться мстительным фантазиям полезно для психики, и они безобидны. Но они так и должны остаться фантазиями. Превращая их в деяния, вы пересекаете роковую черту. Одним из мотивов мести является желание улучшить свое самочувствие. Человек моего уровня не может себя чувствовать хорошо, поступив дурно.

Так же неутешительна мысль, что за меня поработает система юстиции, которая задумана как замена частным актам возмездия. Тем более, что система правосудия в этой стране по отношению к нашей семье давно уже показала свою предвзятость. Навряд ли я смогу это когда-нибудь забыть.

«Жить достойно – вот лучшая месть», - сказанное Дж. Гербертом в XVII веке актуально и сегодня. Эта мысль для меня приемлема. Слава будет зеркалом моего поведения. В его черные глаза я буду вглядываться каждый раз, когда мне станет непросто найти ответ на очередной сложный вопрос, поставленный жизнью.

До встречи, Слава!

Я пристально смотрела на своего мужа. В том темном коридоре я вдруг подумала, что смерть, словно парусник… Слава умирает. Он садится в маленькую парусную лодку и совсем скоро окажется за горизонтом, на другой стороне.

Я не согласна с тем, что время лечит. Я уверена, - оно только задает вопросы. Вопросы, приводящие в трепет тех, кто всерьез о смерти не думал.

Хотя я давно приучила себя смотреть на смерть по-христиански, после потери мужа моя вера частенько давала сбои. Жизнь, безусловно, несправедлива. Мы ведь не дожили... Нам еще хотя бы один год... Если бы только день... Но мы - здесь и сейчас. Общее завтра на Земле для нас уже не наступит.

Пришло утро, которое мы встретили уже каждый в своем мире. В этот момент у меня не было никаких эмоций, никаких чувств. ЭТО произошло. Мне предстояло в реальности осознать все то, что я раньше предполагала лишь теоретически.

В том коридоре я стояла на коленях перед мужем и играла пьесу по своему сценарию. А моим единственным зрителем был только он.
«Славочка! Мой родной! У тебя есть какая-нибудь нематериалистическая версия этой истории?»
«То, что гусеница называет концом света, Мастер называет полетом бабочки». Мне показалось, что приблизительно так мог ответить мой муж.

Для Славы и меня эта беседа не окончилась и поныне. Смерть как путешествие. Единственное отличие от обычного путешествия в далекую страну заключается в том, что человек не берет с собой свое бренное тело.

«Смерть нас некасаеться. Когда есть мы – нет ее. А когда она приходит – исчезаем мы.» Я решила пользоваться такой точкой зрения. Эта жизнь - только дорога к следующей жизни. Такие мысли приносят мне невероятное облегчение. Как будто я смогла выплыть на поверхность после того, как невидимая рука меня удерживала под водой.

Теперь на меня ложилась ответственность за эту игру - по земным представлениям со мной все в порядке. Для меня важно выполнить обещания, данные Славе. Мы оба разделили непростую жизнь. Именно Слава научил меня проявлять заботу, выслушивать излияния чувств чужих людей, поддерживать тех, кто нуждается. Нас связывала любовь, мы смогли создать трогательные, по-настоящему доверительные отношения. Я была с ним, когда он покидал этот мир, и уверена: он протянет мне руку, когда настанет мой черед уйти. В противном случае мы упустили бы важную часть единого целого.

Мы оба прошли через испытания сердечной болью, живя друг без друга слишком долго. Слава мне как-то сказал, что разлучить нас сможет только смерть. Эти слова были искренними и неожиданно имеют глубоко честный смысл.

Сейчас как некогда мне нужен кто то, чтобы удерживал от маленького шага, отделяющего край обрыва и жизнь. По этому помочь пережить потерю мне может только сам Слава. И только он может мне дать новое чувство надежды.

«Не убивайся так по мне,
Я не в могиле, я во сне.
Я – грохотанье тысяч бурь.
Я – снега чистая лазурь.
Я – под колосьями заря.
Я – чистый ливень сентября».

Когда-то я снова увижу свою любовь. Я верю, что наш круговорот жизни и смерти продолжиться до тех пор, мы не научимся всему, чему можно научиться в земных условиях бытия. Смерть - это всего лишь замена одной реальности другой. И муж спросит «Что Ты без меня делала?» Слава изчез из виду, но он никогда не покидает меня. Всего только одна земная жизнь ...

Латвия, Рига, январь 2006 года