Пройдена половина пути ненавистной «трамвайки», то есть прошло ровно двадцать дней, как я стал называться этим, в общем-то, безобидным словом, – «трамвай». За три недели я почти свыкся с такой жизнью и телесные наказания уже не приносили столько боли и обиды, как в первые дни. Как и прежде, банкетом верховодили Кислый и Татарин, а батёк только чутко следил за всем, что происходило в камере. Нет, вру! Батёк не только следил, но и принимал самое непосредственное участие в одной небезобидной шутке. Этим развлечением он был просто болен, и одержим.

«Уважаемый» Саныч страстно любил делать «велосипед» (это когда спящему человеку между пальцев ног вставляют бумагу, а затем ее поджигают). Спросонок несчастный начинает пинать ногами, обжигаемый огнём. Со стороны это было похоже на вращение педалей, от чего и такое название «велосипед». Подлому батьку это забава доставляла столько неистовой радости, что он захлебывался от смеха и потирал ладони, вспотевшие от возбуждения. Увлекшись «велосипедом» до состояния привычки он уже не мог уснуть, пока не увидит горящие детские ножки, того же Алешки. После тщетных попыток уснуть он, бывало, вставал в три или четыре часа ночи и делал свое подлое дельце.

Утром мы проспали проверку и в наказание за это нас рассадили по два человека по узким железным «стаканам». Я с батьком оказался в одном «стакане». Там я у него спросил:

– Зачем ты делаешь этот дурацкий «велосипед»? – ведь это нисколько не смешно.

– А что еще делать-то? – глянул он на меня своим тусклым взглядом. – Скучно.

– «Когда коту делать нечего так он яйца лижет!» – сказал я с укором.

– И правильно делает.

– Кот-то может и правильно, но мы-то люди! – злился я.

– А вот я бы, к примеру, полизал, – сказал он шёпотом, и я подумал, что мне это послышалось. Выдержав паузу, он опять повторил, – полизал бы, полизал…, – и закатил к верху мутные глазёнки.

– Кого полизал бы? – и, начиная догадываться в чём дело, добавил, – или у кого?

– Что ж тут не понятного? У тебя, Стасик! – сказал он срывающимся голосом, и руки его заметно задрожали. На лбу выступила толстая вена, как дождевой червяк, проступила испарина.

–Ты гей что ли? – спросил я его, и мысленно решал: «Избить его или …? Нет, второе не пойдёт… – крутилось у меня в голове. – Даже, если я это сделаю, то никто не поверит, что он миньетчик. Наоборот, обвинят меня в интриге. Может избить? Но чем всё это может закончиться? Нет, нельзя», – сказал я себе. И в эту минуту вспомнил, что Слава говорил о батьке – он сидит за изнасилование своей малолетней племянницы.

– Ну почему сразу гей?! Я просто люблю иногда расслабиться. Однообразие, знаешь ли, надоедает, – и он стал нервно облизывать свой большой палец, поглядывая искоса на меня.

– Слушай, давай оставим эту тему. И сделаем так – ты мне ничего не говорил, а я ничего не слышал. – Меня всего воротило от одного его вида, но я решил, что при удобном случае выведу его на чистую воду, и тогда вся камера узнает кто он. Таких голубчиков, как этот, нужно накрывать только с поличным. Как говориться, застукать на месте преступления. Но мой собеседник оживлялся всё больше и больше.

– А зачем же оставлять разговор, Стасик? – выделял он как-то слащаво мое имя. – Ты же ничего не теряешь, наоборот, приобретёшь.

– И что же я приобрету?

– У-до-воль-ствие, – процедил он томным голосом и выпучил глаза. Его стало трясти от возбуждения, дыхание стало тяжёлым. И показалось в «стакане» стало совсем тесно и жарко.

– Ну не знаю! Вопрос этот спорный, – отворачивался я от его плотоядного взгляда.

– Так давай, попробуем! Я обещаю, тебе понравится! – потянулся он ко мне.

– Стоп! Давай-ка я сначала подумаю! – остановил я его рукой.

– Подумай, подумай, – тараторил он, задыхаясь. – Только знай, у меня большие возможности и здесь, и на воле. Из зала суда я пойду домой. Меня оправдают, потому что с экспертизой уже договорились. Хм… Мою потерпевшую признали невменяемой, – засмеялся он, истерично взвизгивая, будто ему прищемили хвост. – Короче, будешь дружить со мной, везде помогу, хочешь деньгами, хочешь в твоём университете. У меня везде свои люди есть, – произнёс он самодовольно. – Есть и такие мужчины, которым однообразие надоело. Среди них много солидных, образованных господ, с хорошими «бабками». Может, и тебя с ними познакомлю, если, конечно, нос воротить не будешь, – вплотную приблизился он.

– Ну, время покажет. А пока давай оставим эту тему, – уже не было сил продолжать этот бред.

– Что ж…, давай оставим. Но ненадолго, – задерживая на мне взгляд, игриво пропел старый гей.