"Суки", "сетки" (наседки) являлись неотъемлемой
частью "корпуса смертников", насаждаемой администрацией.
Дело в том, что старшина расстрельного корпуса, а также начальник оперативной части "кум" очень умело вербовали среди осужденных людей слабых и без убеждений, взамен чего голословно обещали добиться для них помилования, а то и подбрасывали денег, еды. Немного об обязанностях такой внутрикамерной агентуры ("сеток").
В большинстве случаев, во время процесса расследования, следователь довольствуется каким-либо одним конкретным преступлением, в целях скорейшего закрытия уголовного дела, и не очень интересуется прошлыми преступления подследственного. Тоже самое происходит и в суде, и приговор выносится на основании обвинительного акта. Таким образом, остаются какие-то нераскрытые грехи. К таким осужденным, да и вообще ко всем поступившим в "пятый корпус", подставляли агентуру. Приговоренные к смертной казни, полагая, что терять им уже нечего, развязывали языки. Завербованные с легкостью узнавали о нераскрытых преступлениях и через Саладдина передавали сведения начальнику оперативной части ("куму"). Было достаточно много подозрительных случаев, когда уже после вынесения приговора, вдруг приходил следователь и открывал новое уголовное дело.
У завербованных были и обязанности по выявлению нарушителей внутреннего распорядка. Приговоренным к смертной казни действительно терять нечего, кроме надежды, конечно. Если же осужденные потеряли и надежду, то тогда от них можно было ожидать всего: покушения на надзирателей, самоубийства, побега и других противоправных действий. Чтобы не допустить этого, все разговоры в камерах доносились Саладдину. Такого типа осужденных называли "стукачами" или "сетками" ("наседками").
Как и в любой шпионской деятельности, слабым местом, особенно в условиях камеры, где каждый на виду у всех, являлась связь. Каким образом можно было передать информацию "хозяину", чтобы не вызвать подозрений? Ведь любое пребывание за пределами камеры (допрос, пересуд, свидание, встреча с адвокатом) были в "пятом корпусе" явлением чрезвычайным, вызывавшим множество вопросов. А уединенное общение со старшиной и вовсе было достаточным для возникновения самых тяжких подозрений.
Можно было, конечно, послать через "надзора" записку, якобы родственникам или в следственный корпус, чтобы прислали "грев", и под этим предлогом отослать "куму" донос. Но щедрые пожертвования "друзей" и "родственников" всегда вызывали зависть и нездоровое любопытство. Не странно ли, что "братва" из следственного корпуса шлет кому-то грев и не передает приветы авторитетным блатным?
Другим, внешне невинным способом "стукачества" является скандал или даже громкий разговор, в котором, как бы невзначай и по горячке, раскрываются секреты товарищей. В тишине корпуса такие разговоры легко подслушать из коридора либо стоя под окном. Этим занимались надзиратели или "суки" другого рода, например, заключенные из хозяйственной обслуги. "Сдав" товарищей, можно списать все на простую оплошность. Отсюда, кстати, идет обычай "блатных" не выяснять отношения в камере на громких тонах.
"Суки", порой изображая из себя нервных, неуживчивых людей, провоцируют драки, скандалы. В камеру врываются надзиратели, чтобы разнять дерущихся, и – конечно же, случайно! – при сопутствующем этому "шмоне" обнаруживают что-то запретное, например, "заточку", подготовку побега и т.п. Доказать злой умысел порой достаточно сложно, и поэтому заключенные с опаской относятся к любителям побравировать физической силой ("быкам"), провокаторам конфликтов ("мутильщикам"), видя в них опасность для своего положения.
Конфликты ("разборки") с драками полагалось решать переводом одного из вовлеченных в них заключенных в другую камеру. Это же было и способом перевода "суки" в другую камеру. Поэтому заключенные, часто меняющие камеры ("выламывающиеся из хаты", "ломовые"), всегда вызывают нехорошее чувство – ведь если он не "сука", так точно "мутильщик", "бык", "пидор" или же "запорол косяк". Поэтому наиболее авторитетные заключенные, дорожащие своей репутацией, стараются никогда не менять своих камер, даже если они и не особенно комфортные. Например, Рамиз всегда сидел в 123-й камере, Федя – в 129-й.
Может шокировать, что даже в самый страшный "концлагерный" период "суки" не унимались и продолжали предавать своих товарищей, когда те каким-то чудом раздобывали "контрабандное" съестное. Ведь при этом и сами "суки" лишались своего пая! Тем не менее так было.
...И это не было чисто "баиловским" феноменом. Я читал о таких случаях из истории фашистских концлагерей. В блоке смертников концлагеря Маутхаузен, откуда был единственный выход только через трубу крематория, группа советских офицеров спланировала побег. Буквально за 2 дня до даты "рывка" организаторы побега почти все были "сданы" немцам и казнены. Оставшиеся неизвестными предателю несколько человек из числа второстепенных участников заговора все же решились сбежать и смогли организовать побег спустя неделю. Из 500 смертников смогли сбежать всего 17 или 19. Среди счастливчиков вполне могли оказаться и те, кто накануне "настучал" немцам на товарищей, т.к. в ту ночь никто не отказался от побега – бежали, выражаясь нынешним тюремным жаргоном, и "честные арестанты", и "суки", и "козлы" (лагерные функционеры).
Не нужно искать каких-то сложных объяснений этому феномену. "Суки" живут лишь сегодняшним днем, исходя из подлых правил: "Сдохни ты сегодня, а я завтра", "Человек человеку – волк!" Тем более, что поведение сокамерников часто подтверждало эти дурнопахнущие "истины". Зачем "суке" терзаться угрызениями совести по поводу людей, которые тебя бьют, насилуют, издеваются?
В условиях "корпуса смертников" стимулом для "стукачества" были не какие-то особые привилегии, которые сразу бы "засветили" предателя, а туманные обещания помочь с помилованием, организовать свидание с семьей, передачу ("дачку") и т.п. В обстановке ежедневных унижений и гнетущего страха смерти, даже тени надежды было порой достаточно, чтобы заключенный поступился общечеловеческими принципами, выбрав путь предательства.
При этом одни "суки" играли роль простых информаторов администрации о том, что происходит в камере ("стучали"). Другие провоцировали конфликты между заключенными ("мутили"), чтобы потом тех подвергли наказанию. Третьи выполняли роль киллеров, выполняя заказные убийства сокамерников. Четвертые прощупывали, не готовится ли побег, активно предлагая свои планы и тем самым "засвечивая" соучастников.
Вся история "пятого корпуса" пронизана предательством и взаимным недоверием. Но если в "зоне" предательство оборачивается простым наказанием жертв, то в "корпусе смерти" преданных "суками" часто ожидали губительные избиения надзирателями или помещение в "пресс-хату". Поэтому "сук" по строгим воровским "поняткам" раньше вообще было положено убивать: "Для петуха в камере место найдется, для суки – нет!" Но "пятый корпус" не был местом соблюдения "строгих поняток", т.к. "идеалист" уголовного мира в принципе должен избегать "мокрых" дел (связанных с убийством), тем более изнасилований. Поэтому "стукачество" часто оставалось безнаказанным.
Среди "сук", насколько я знаю от бывших смертников и бывших сотрудников тюрьмы, были самые разные люди: молодые и старые, "блатные" и бывшие "погонники", уголовники и политзаключенные. Иные, разделив судьбу своих жертв, так и унесли свою страшную тайну в могилу, до сих пор пользуясь посмертным уважением среди выживших ветеранов-смертников. Другие продолжают изображать "честных арестантов". Третьи, "засветившись", продолжают жить, со страхом ожидая момента, когда помилование приведет их в общую "зону", где с них "спросят".
Много ли их было? Считается, что в результате манипуляций с переводом "сук" из камеры в камеру, администрация имела свою агентуру в каждой камере. Особенным вниманием пользовались политические заключенные.
Рассказывают, что в природе существовал даже список "сук", который случайно стащил у старшины Кахина один из заключенных, выходя на свидание с родственниками. Старшина долго потом искал эту бумажку и ругался, но так и махнул на список рукой, решив, что документ унесли надзиратели.
Напоследок, провожая в конце марта 1998 г. этапы в Гобустан, Кахин безжалостным образом расшифровал перед остальными заключенными некоторых из своих, уже больше не нужных ему "сук". Так, одному из них он заехал пинком под зад со словами: "Пошел, ограш! Из-за твоих раздутых доносов скольких я людей зря загубил!" Однако наиболее солидных "сеток", как говорят, оставили тогда в "пятом корпусе", чтобы они присматривали за еще остававшимися там важными заключенными- пожизненниками.
"Стукачество" процветает и сейчас, уже в Гобустане.
Дело в том, что старшина расстрельного корпуса, а также начальник оперативной части "кум" очень умело вербовали среди осужденных людей слабых и без убеждений, взамен чего голословно обещали добиться для них помилования, а то и подбрасывали денег, еды. Немного об обязанностях такой внутрикамерной агентуры ("сеток").
В большинстве случаев, во время процесса расследования, следователь довольствуется каким-либо одним конкретным преступлением, в целях скорейшего закрытия уголовного дела, и не очень интересуется прошлыми преступления подследственного. Тоже самое происходит и в суде, и приговор выносится на основании обвинительного акта. Таким образом, остаются какие-то нераскрытые грехи. К таким осужденным, да и вообще ко всем поступившим в "пятый корпус", подставляли агентуру. Приговоренные к смертной казни, полагая, что терять им уже нечего, развязывали языки. Завербованные с легкостью узнавали о нераскрытых преступлениях и через Саладдина передавали сведения начальнику оперативной части ("куму"). Было достаточно много подозрительных случаев, когда уже после вынесения приговора, вдруг приходил следователь и открывал новое уголовное дело.
У завербованных были и обязанности по выявлению нарушителей внутреннего распорядка. Приговоренным к смертной казни действительно терять нечего, кроме надежды, конечно. Если же осужденные потеряли и надежду, то тогда от них можно было ожидать всего: покушения на надзирателей, самоубийства, побега и других противоправных действий. Чтобы не допустить этого, все разговоры в камерах доносились Саладдину. Такого типа осужденных называли "стукачами" или "сетками" ("наседками").
Как и в любой шпионской деятельности, слабым местом, особенно в условиях камеры, где каждый на виду у всех, являлась связь. Каким образом можно было передать информацию "хозяину", чтобы не вызвать подозрений? Ведь любое пребывание за пределами камеры (допрос, пересуд, свидание, встреча с адвокатом) были в "пятом корпусе" явлением чрезвычайным, вызывавшим множество вопросов. А уединенное общение со старшиной и вовсе было достаточным для возникновения самых тяжких подозрений.
Можно было, конечно, послать через "надзора" записку, якобы родственникам или в следственный корпус, чтобы прислали "грев", и под этим предлогом отослать "куму" донос. Но щедрые пожертвования "друзей" и "родственников" всегда вызывали зависть и нездоровое любопытство. Не странно ли, что "братва" из следственного корпуса шлет кому-то грев и не передает приветы авторитетным блатным?
Другим, внешне невинным способом "стукачества" является скандал или даже громкий разговор, в котором, как бы невзначай и по горячке, раскрываются секреты товарищей. В тишине корпуса такие разговоры легко подслушать из коридора либо стоя под окном. Этим занимались надзиратели или "суки" другого рода, например, заключенные из хозяйственной обслуги. "Сдав" товарищей, можно списать все на простую оплошность. Отсюда, кстати, идет обычай "блатных" не выяснять отношения в камере на громких тонах.
"Суки", порой изображая из себя нервных, неуживчивых людей, провоцируют драки, скандалы. В камеру врываются надзиратели, чтобы разнять дерущихся, и – конечно же, случайно! – при сопутствующем этому "шмоне" обнаруживают что-то запретное, например, "заточку", подготовку побега и т.п. Доказать злой умысел порой достаточно сложно, и поэтому заключенные с опаской относятся к любителям побравировать физической силой ("быкам"), провокаторам конфликтов ("мутильщикам"), видя в них опасность для своего положения.
Конфликты ("разборки") с драками полагалось решать переводом одного из вовлеченных в них заключенных в другую камеру. Это же было и способом перевода "суки" в другую камеру. Поэтому заключенные, часто меняющие камеры ("выламывающиеся из хаты", "ломовые"), всегда вызывают нехорошее чувство – ведь если он не "сука", так точно "мутильщик", "бык", "пидор" или же "запорол косяк". Поэтому наиболее авторитетные заключенные, дорожащие своей репутацией, стараются никогда не менять своих камер, даже если они и не особенно комфортные. Например, Рамиз всегда сидел в 123-й камере, Федя – в 129-й.
Может шокировать, что даже в самый страшный "концлагерный" период "суки" не унимались и продолжали предавать своих товарищей, когда те каким-то чудом раздобывали "контрабандное" съестное. Ведь при этом и сами "суки" лишались своего пая! Тем не менее так было.
...И это не было чисто "баиловским" феноменом. Я читал о таких случаях из истории фашистских концлагерей. В блоке смертников концлагеря Маутхаузен, откуда был единственный выход только через трубу крематория, группа советских офицеров спланировала побег. Буквально за 2 дня до даты "рывка" организаторы побега почти все были "сданы" немцам и казнены. Оставшиеся неизвестными предателю несколько человек из числа второстепенных участников заговора все же решились сбежать и смогли организовать побег спустя неделю. Из 500 смертников смогли сбежать всего 17 или 19. Среди счастливчиков вполне могли оказаться и те, кто накануне "настучал" немцам на товарищей, т.к. в ту ночь никто не отказался от побега – бежали, выражаясь нынешним тюремным жаргоном, и "честные арестанты", и "суки", и "козлы" (лагерные функционеры).
Не нужно искать каких-то сложных объяснений этому феномену. "Суки" живут лишь сегодняшним днем, исходя из подлых правил: "Сдохни ты сегодня, а я завтра", "Человек человеку – волк!" Тем более, что поведение сокамерников часто подтверждало эти дурнопахнущие "истины". Зачем "суке" терзаться угрызениями совести по поводу людей, которые тебя бьют, насилуют, издеваются?
В условиях "корпуса смертников" стимулом для "стукачества" были не какие-то особые привилегии, которые сразу бы "засветили" предателя, а туманные обещания помочь с помилованием, организовать свидание с семьей, передачу ("дачку") и т.п. В обстановке ежедневных унижений и гнетущего страха смерти, даже тени надежды было порой достаточно, чтобы заключенный поступился общечеловеческими принципами, выбрав путь предательства.
При этом одни "суки" играли роль простых информаторов администрации о том, что происходит в камере ("стучали"). Другие провоцировали конфликты между заключенными ("мутили"), чтобы потом тех подвергли наказанию. Третьи выполняли роль киллеров, выполняя заказные убийства сокамерников. Четвертые прощупывали, не готовится ли побег, активно предлагая свои планы и тем самым "засвечивая" соучастников.
Вся история "пятого корпуса" пронизана предательством и взаимным недоверием. Но если в "зоне" предательство оборачивается простым наказанием жертв, то в "корпусе смерти" преданных "суками" часто ожидали губительные избиения надзирателями или помещение в "пресс-хату". Поэтому "сук" по строгим воровским "поняткам" раньше вообще было положено убивать: "Для петуха в камере место найдется, для суки – нет!" Но "пятый корпус" не был местом соблюдения "строгих поняток", т.к. "идеалист" уголовного мира в принципе должен избегать "мокрых" дел (связанных с убийством), тем более изнасилований. Поэтому "стукачество" часто оставалось безнаказанным.
Среди "сук", насколько я знаю от бывших смертников и бывших сотрудников тюрьмы, были самые разные люди: молодые и старые, "блатные" и бывшие "погонники", уголовники и политзаключенные. Иные, разделив судьбу своих жертв, так и унесли свою страшную тайну в могилу, до сих пор пользуясь посмертным уважением среди выживших ветеранов-смертников. Другие продолжают изображать "честных арестантов". Третьи, "засветившись", продолжают жить, со страхом ожидая момента, когда помилование приведет их в общую "зону", где с них "спросят".
Много ли их было? Считается, что в результате манипуляций с переводом "сук" из камеры в камеру, администрация имела свою агентуру в каждой камере. Особенным вниманием пользовались политические заключенные.
Рассказывают, что в природе существовал даже список "сук", который случайно стащил у старшины Кахина один из заключенных, выходя на свидание с родственниками. Старшина долго потом искал эту бумажку и ругался, но так и махнул на список рукой, решив, что документ унесли надзиратели.
Напоследок, провожая в конце марта 1998 г. этапы в Гобустан, Кахин безжалостным образом расшифровал перед остальными заключенными некоторых из своих, уже больше не нужных ему "сук". Так, одному из них он заехал пинком под зад со словами: "Пошел, ограш! Из-за твоих раздутых доносов скольких я людей зря загубил!" Однако наиболее солидных "сеток", как говорят, оставили тогда в "пятом корпусе", чтобы они присматривали за еще остававшимися там важными заключенными- пожизненниками.
"Стукачество" процветает и сейчас, уже в Гобустане.
