Отсюда нет выхода

ОТСЮДА НЕ ВЫХОДЯТ

назад | оглавление | вперед

Это был знаменитый двадцатый блок – блок смерти. Через ворота, которые закрылись за узниками, никто из пленных никогда еще не выходил. Отсюда вытаскивали только трупы.
Из книги о фашистском концлагере Маутхаузен. [1]

Один из бывших смертников, попавших в пятый корпус уже в относительно спокойное время, вспоминает свой приход в него как "самый трагический, скорбный, печальный и беспредельный день" своей жизни.
В последний день судебного заседания заключенный по установившейся традиции собрал в полиэтиленовый пакет свои нехитрые пожитки, самое необходимое: теплые носки, смену нижнего белья, средства гигиены, полотенце, постельные принадлежности и т.п. Обычно в свою камеру после вынесенного приговора осужденные уже не возвращаются. Зек [2] ожидал перевода в "осужденку" - корпус №3 для осужденных, ожидающих перевода в колонию или тюрьму. Однако случилось ужасное - суд вынес смертный приговор. После слов "к смертной казни" конвоиры театрально заломили ему руки за спину и заковали в наручники. Отныне наручники при любых перемещениях вне камеры будут его постоянным спутником.
Свою "необычность" смертник почувствовал, уже садясь после суда в "автозак" или "воронок", как в народе называют автомашину для перевозки заключенных [3]. Не снимая надетых еще в зале суда наручников, его посадили в "отстойник", как заключенные называют узкий металлический отсек-бокс в автомашине, вроде старой телефонной будки без окон. Обычно в такой одиночный бокс отсаживали приговоренных к расстрелу, бывших сотрудников правоохранительных органов, женщин, несовершеннолетних, подельников по одному делу, изолируя их от остальных этапируемых. Это был настоящий "железный гроб" с глухими стенками из листового железа с небольшими отверстиями для воздуха. В летнюю жару, со скованными за спиной руками, обливаясь потом и больно бьясь о стенки на поворотах и ухабах, заключенный даже не представлял, какие настоящие мучения ждут его в конце этого путешествия.
В бокс-приемнике Баиловской тюрьмы его сдали новым "хозяевам" вместе с выпиской из приговора, не забыв вернуть казенные наручники, закрепленные за судом. Старшина пятого "корпуса смертников" Кахин [4] выхватил из рук смертника пакет с вещами, заглянул в него и со злобной ухмылкой, пересыпая свою речь матом, выкинул все вещи в мусорный бак, популярно "объяснив", что зек приехал "не на курорт". Отобрал даже сигареты, которые в "автозаке" сунули в карман простые заключенные – "в пятом корпусе сигареты не положены!". На вопросы и просьбы заключенного он отвечал, все более ожесточаясь. На грубость Кахина нарвался даже один из старшин-"шмонщиков" приемника, заступившийся было за заключенного. Смертник смирился и перестал "качать права".
Уже впоследствии его просветили, что корыстолюбивый старшина после побега в 1994 г. постепенно продал на "барахолке" всю хранившуюся у него в каптёрке гражданскую одежду смертников. Когда примерно через полгода один из смертников, идя на свидание, захотел прихватить с собою и вернуть родственникам свою одежду, он увидел пустые полки! На недоуменный вопрос, куда же подевалось его имущество, старшина отвел глаза и брякнул: "А это всё мыши с крысами съели!" И в дальнейшем хорошую одежду вновь поступавших осужденных старшина присваивал и продавал, а непригодную для продажи - выкидывал.
Кахин и двое надзирателей привели нового смертника в кабинет заместителя начальника тюрьмы по оперативной работе Магомеда [5] по кличке "Шах Гаджар" [6], с которым смертник был знаком еще с первого дня, проведенного в Баиловской тюрьме.
…В тот первый день поступления в Баиловскую тюрьму в качестве подследственного его завели в просторный светлый кабинет. Стол, стулья вдоль стен. За столом в форме майора сидел мужчина лет 40-45 – упитанный и хорошо сложенный. Припухшие и покрасневшие глаза и лицо выдавали в нем последствия недавнего застолья, на которые так падки тюремные чиновники. Пошатываясь, Магомед встал из-за стола и подошел к зеку с каким-то листком в руках. Дыша перегаром, он с ненавистью рявкнул несколько "приветственных" ругательств. Похоже, он для себя уже решил вопрос виновности заключенного еще до того, как это сделал суд.
Тем временем заключенного обступили находившиеся в кабинете 10 сотрудников тюрьмы и при первой же попытке ответить сбивали с ног. Удары ног, дубинок, каких-то деревяшек посыпались со всех сторон на тело, еще не отошедшее от избиение в районном отделе полиции. Добросовестно били минут 10, затем подняли на ноги.
Сняв наручники с рук, заставили их вытянуть и открыть ладони. Магомед вынул из стола какую-то странно короткую, как бы поломанную посредине, дубинку, и принялся яростно, остервенело бить ею по рукам, целясь по кистям. После 20-30 ударов на смену острой боли пришло некоторое облегчение – руки начали неметь. По очереди "обработал" обе руки. Затем опять сбивают с ног и по команде Магомеда избивают минут 15. Потом вывели во двор рядом с фонтанчиком, приковали руки к решетке, и Магомед до потери сознания избил его дубинкой размером побольше.
…На этот раз поведение Магомеда было спокойным и он почему-то отводил взгляд: "А, это ты, непризнавшийся! Ну, говорил же тебе, что твои слова - ерунда и главное, что скажут следователь и судья. Им решать, виноват ты или нет! Кахин, не трогай его, понял? Пусть сидит себе тихо - все в жизни бывает. Ты понял, Кахин, не трогай его!" Смысл этого предупреждения смертник понял уже позже, когда поближе познакомился с характером Кахина.
После напутствия Магомеда Кахин кивнул головой в знак согласия, передал ему какие-то бумаги, и смертника отвели в пятый корпус - небольшое одноэтажное, желтое и невзрачное на вид здание. Когда до корпуса оставалось метров 50, старшина со злорадной ухмылкой объявил: "Видишь дверь? Это вход в ад! Отсюда никто не выходит, только заходят. И выходят чаще всего с другого конца здания, ногами вперед. Но даже тогда ты этот выход не увидишь".
Позже сокамерники объяснили, что это был обычный для Кахина намек на расстрельную камеру, имеющую отдельный выход во двор. Но тогда смертник слушал вполуха, будучи придавленным своими тяжелыми впечатлениями. Такая заторможенность вообще характерна для большинства тех, кто получил смертный приговор.
С тяжелым чувством смертник спустился по 2 ступеням к стальной двери корпуса. За ней открылась другая, решетчатая дверь. Сразу за второй дверью, налево - вход в каптерку, направо - в "старшинскую" комнату – "резиденцию" Кахина. Большой стол у окна, вдоль стен - стеллажи для вещей с широкими полками, прикрытыми передвижными фанерными створками.
За столом сидел еще один мужчина лет 27-28, бывший в тот день на смене. Тоже маленького роста, но более худощавый. Впоследствии смертник узнал его имя - Ислам. Он поднялся со стула, уступив место Кахину, и агрессивно двинулся в сторону новенького. Но Кахин сразу предупредил: "Оставь! Не лезь, не надо. Магомед сказал, чтобы его не трогали, видно, что-то не так".
С Исламом смертнику предстояло встретиться еще не раз, убедившись в его подлом характере. Как и многие выходцы из Сальян, он баловался анашой, разделяя эту склонность с Кахином. Этот истеричный неврастеник был членом "пресс-команды" Кахина, хотя, в общем-то, не самым жестоким. Часто его функция ограничивалась написанием на заключенных рапорта и создание "рабочей" атмосферы для других "прессовщиков" своими истерическими криками. "Под мухой" в нем иногда проявлялись проблески милосердия и чего-то, похожего на заботу. Уже в спокойные годы он мог, например, по "душевной" просьбе заключенных позвонить в следственный корпус, чтобы у тамошних "буржуев" взять для своих подопечных чай, сахар, сигареты. Когда с 1995 г. заключенные с большим трудом вновь стали получать от семей передачи, Ислам был одним из немногих, кто не зарился на них. Даже еду с чаем приносил с собой, в крайнем случае, позвонив, просил из следственных корпусов. Но вот до денег, приносимых смертниками со свидания, был большой охотник. В нерабочие дни он, используя свою форму, подрабатывал перепродажей осетрины и черной икры из родных краев.
...Обращаясь уже к смертнику, Кахин прикрикнул: "А ты какого хрена уши развесил? Давай живо переодевайся!" Взамен своей гражданской одежды заключенный получил полосатую черно-серую спецовку, такие же брюки и шапку-таблетку. Раньше он видел такие только в фильмах про фашистские концлагеря, сейчас же и сам стал "полосатиком". С этой одеждой, которую носили лишь смертники и особо опасные рецидивисты, обитатели "пятого корпуса" не расставались вплоть до самой отмены смертной казни в 1998 году.
Напялив на себя огромный, не по росту, "костюм от Кахина" и придерживая руками сползающие брюки, смертник в сопровождении Кахина и Ислама прошел по узкому коридору к двери своей камеры. Подсознательно отметил, что двери камер расположены как-то уж очень плотно, как будто за ними располагались не камеры, а узкие коридорчики.
У дверей своей камеры получил "задушевный" совет: "Слушай меня внимательно. Если хочешь жить - веди себя так, чтобы сам себя не слышал, тогда и я про тебя редко буду вспоминать. Не хочешь жить - только намекни мне, доставишь мне удовольствие. Слышал меня? Повторять не стану!" С этими словами он открыл замки одной из камер, и открыв дверь, бросил внутрь: "Принимайте гостя, такие-сякие! Обещал, что приведу новенького - выполнил!"
Заключенный переступил порог камеры, которая, по идее, должна была стать его последним пристанищем. Напутствие старшины тяжким грузом впечаталось в сознание. В дальнейшем ему было суждено убедиться, что это не было пустой угрозой.
[1] И.Ходыкин. Живые не сдаются.- Новосибирск: Западно-Сибирское книжное издательство, 1965, стр.77
[2] Зэк, зека, з/к – заключенный (жарг.)
[3] До 1960-х годов эти специальные автомобили красили в черный цвет, откуда и пошло сравнение с вороном
[4] Имя изменено
[5] Имя изменено.
[6] Сам офицер объяснял эту кличку тем, что «я такой же жестокий к нарушителям закона, как этот шах». С шахом его роднило и совпадение личных имен.

назад | наверх | оглавление | вперед

ОБСУДИТЬ НА НАШЕМ ФОРУМЕ | В БЛОГЕ