Предисловие.
Эта невымышленная история приключилась со мной в начале 90х . С той поры прошло немало времени, и многое изменилось. Изменился сам автор этих строк, и вполне возможно, что остальные герои произведения поменяли свои цели и жизненные ориентиры. Поэтому, чтобы ненароком никого не обидеть, имена действующих лиц, даты и географические обозначения изменены. Целью для написания этих воспоминаний послужило непреодолимое желание зафиксировать отдельные моменты моей жизни, которые случаются практически с каждым человеком. Стечения обстоятельств иногда лишают нас привычного контроля над ситуацией, и тогда, вдруг наша жизнь оказывается под угрозой. Мы безуспешно пытаемся понять почему Провидение оберегает нас, и часто впадаем в мистификацию, забывая оглянуться, и внимательно проанализировать Прошедшее.
Сегодня мне захотелось рассказать Вам о своем опыте, и должен честно предупредить, что, образ жизни персонажей, их нравственные и этические принципы могут противоречить внутренним ценностям читающего. Так же, не могу гарантировать совпадения мнений и взглядов по поводу описываемых событий. Однако, как автор, смею заверить, что на протяжении всего процесса чтения ваше воображение ни разу не соприкоснется с откровенной мерзостью. Те светлые и добрые от природы чувства, с которыми вы войдете на время в мир моих воспоминаний, останутся при вас и на выходе. Читатель, ищущий приключений, может не тратить свое время впустую. Эта история не о конкретных людях, не об их сознательных поступках... Она даже не о героях. Вы не найдете здесь ничего показательного, развлекающего, либо того, что можно проверить или повторить. Эта история о Характерах. О том, чему нельзя научиться, будучи взрослым человеком, и потому текст рассчитан преимущественно на поколение среднего возраста. Охотно верю, что у каждого из вас есть, что вспомнить, и может случиться так, что когда-нибудь вы захотите об этом написать. Читайте в удовольствие, и будьте внимательны к себе и окружающим Вас.
Часть 1.
Как уже было упомянуто в предисловии, эти события произошли в начале 90х годов. Старшее поколение наверняка помнит, что это было время пустых прилавков, многомесячных задержек заработных плат и неимоверного разгула бандитизма. Страну лихорадило так, что порой казалось будто огромная, многомиллионная масса граждан вдруг в одночасье сошла с ума. Воистину, это была эпоха беспредела. Нестабильность царила практически на всех уровнях жизни еще не Российского, но уже и не Советского общества. И министр, и слесарь-работяга, засыпая ночью, не могли ясно себе представлять, что ждет их завтра... У страны не было Завтра. Пожалуй, единственным местом, где уродливые формы перемен рождали позитивные плоды,- была тюрьма. Именно там находился автор этих строк, и чтобы у читателя не возникло ошибочного представления, должен уточнить, что находился я там не из политических соображений, а в силу собственного образа жизни, обусловленного воспитанием. Разумеется, это была уже не эпоха Великого Солженицина, но все же это была эпоха Великих Перемен. Парадокс 90х заключался в том, что чем тяжелее была жизнь на свободе, тем свободнее она становилась для заключенных. Массовые бунты, захваты в заложники родителей, приехавших на свидание, в колонии и следственные изоляторы, все это дезориентировало тогда сотрудников исправительных учреждений. Полунищие офицеры и сержанты приходили на службу как на войну. Жизнь стала очень дорогой. Надзиратель, не получавший зарплату несколько месяцев, был деморализован, и не мог работать за одну только голую идею. Число сотрудников, относящихся к работе лишь формально, росло с неимоверной прогрессией. Десятилетиями устоявшийся режим в зонах расшатался быстро, когда начали пребывать первые партии отмороженных бандитов, у которых были свои представления о миропорядке. Им неинтересен был традиционный арестантский уклад, и они не считали тюрьму своим домом. Они считали что попали сюда по ошибке адвокатов, и когда, наконец начинали осознавать, что деньги не открывают быстро железных дверей, впадали в панику. У них была дерзость, но не было ума. Отличный набор для манипуляций.
Вначале, для освобождения первых заложников, власти использовали знаменитую Альфу. Были жертвы, была кровь. Позднее, когда бунты в зонах стали обыденностью, а силовые акции спецподразделений не могли иметь профилактического эффекта, умные головы в главках и министерствах вдруг вспомнили о тех, кто по определению назывались хозяевами в лагерях, и реально, могли навести там порядок. Ими были воры в законе. Необходимо было лишь изменить прежнюю политику изоляции и ломок в отношении их, и дать зеленый свет, а жулики сами заберут своё. Ответственные, и принимающие решения люди не просчитались. Воры быстро прекратили беспредел в зонах, и установили свои порядки. Перестали гибнуть люди, бандитам указали на свое место, и для руководства это означало победу над серьезной проблемой.
Тем временем воровская идеология вышла далеко за пределы запретных зон с зелеными вышками. Сумев убедить власть в способности удержать под контролем не только тюрьмы и зоны, но и весь преступный мир в стране, воры быстро заполняли регионы и города своими смотрящими. Даже испокон века "красные" Урал и Сибирь стали медленно, но верно "чернеть". Связь воли и зоны стала прочнее. Смотрящие на свободе собирали общак, и передавали почти легально смотрящим в лагерях, а те, в свою очередь, распоряжались им по воровским понятиям. Миллионная масса зеков, наконец, перестала вариться в собственном котле, и обрела новых хозяев. Вообще, можно до бесконечности описывать события прошедших лет, но поскольку это будет отдалять меня от сути повествования, думаю что краткий экскурс в историю на этом можно закончить, и, наконец, перейти к конкретным событиям и действующим лицам...
Часть 2.
Зона, в которой я находился, была расположена в лесном массиве, на окраине небольшого уральского городка. Мне было 22 года, но раннее стремление к лидерству и данные от природы качества позволили мне занять положение "смотрящего". Взаимоотношения с администрацией в силу моих романтических взглядов на собственный образ жизни, были достаточно узко очерчены для обеих сторон, в результате чего мой срок протекал преимущественно в штрафных изоляторах. Я баламутил народ, и хотя он, народ, не разделял со мной моих 'страданий', энергия моей молодой души рождало чувство превосходства над массой. Даже сейчас, будучи в возрасте, и вспоминая переживания тех лет, не возьмусь утверждать, что было тогда для меня важнее: понимание и поддержка масс, или же мое внутреннее одиночество. Зона еще не расшаталась до воровского уровня, и по многим моментам все еще отливала 'красноватым' цветом. Проблем хватало, поскольку машина уголовно-исполнительной системы продолжала по инерции работать против моих традиционно-арестантских амбиций.
Помощь пришла совершенно неожиданно, но не изнутри, а извне. Это произошло, когда из шестимесячного срока в помещении камерного типа пять я уже отсидел, и через месяц намеревался выйти в зону. В камере нас сидело несколько молодых и веселых ребят. Ночами мы резались в карты, утром, во время прогулок разгоняли по изолятору чай с сигаретами, а днем просто дрыхли. Жизнь текла размеренно, и неинтересно. И вот, в одну из ночей, дверь нашей камеры неожиданно отворилась. В первом часу ночи мы обычно чувствуем себя спокойно, поскольку после отбоя в 21.00 жизнь в подвале замирает, и мы остаемся предоставлеными самим себе. Не успел ключ провернуться в замке, как карты исчезли из вида. Дверь отворилась, и мы на мгновение окунулись в совершенно нестандартную для нас атмосферу.
В камеру вошел молодой, плотно сбитый парень. Он был совершенно не похож на нас, потому как был одет в белую футболку, джинсы и был обут в красивые туфли. На его шее, на толстенной цепи висел огромный золотой крест. Исходящий от него аромат дорогого парфюма мгновенно забил наши одичавшие обонятельные рецепторы. Типичный молодой славянин, с волевым лицом, он стоял посредине нашей маленькой камеры и тепло улыбался. В его светло-серых глазах читались нескрываемое удивление, и восхищение от увиденного. Дверь камеры за его спиной не захлопнулась, а лишь мягко и бесшумно притворилась невидимой рукой. Мы медленно привстали, и сдержанно поздоровались.
"Игорь" - произнес вошедший, и протянул руку. Мы пожали ее, поочередно назвав свои имена, и все вместе присели на корточки. В ходе беседы выяснилось, что Игорь недавно назначен ворами смотрящим за городом, к которому примыкала наша зона. Ему было 19 лет, и он никогда не сидел в тюрьме. Это был типичный представитель нового поколения преступного мира. Открытый и прямолинейный, он просто излагал свои взгляды по поводу необходимости наших совместных движений. От него мы узнали, что мелкие коммерсанты в городе полностью находятся под его контролем, и нет никаких проблем для сбора продуктов, сигарет и чая для нужд лагерных сидельцев. Но самое главное состояло в том, что Игорь предпринял определенные меры по доставке общака непосредственно в зону. Он рассказал, что стоящие за ним люди провели переговоры по этому поводу с руководством лагеря, и собственно пришли к соглашению. Наша задача заключалась в правильном распределении.
Мы ликовали. Наконец открывались возможности для настоящих дел... Коротко переговорив по существу, мы определились, что через месяц, когда я выйду в зону, мы начнем принимать первые, скопившиеся на свободе партии общакового груза, и уже минут через 15 перешли к общим разговорам. Через какое-то время открылась дверь, и в проеме возник явно нетрезвый майор, с сигаретой в зубах. Не глядя на нас, он обратился к Игорю: "Ну, пойдем моих уродов встряхнем?" "Сейчас пойдем, еще пару минут" - ответил ему Игорь, и майор согласно кивнув обратно, прикрыл дверь. Образовавшаяся пауза длилась не долго. Игорь по обыкновению откровенно рассказал, что майор за дверью есть никто иной, как ротный офицер.
Чтобы у читателя была внятная картина, мне просто необходимо сделать отступление и описать базовые принципы охраны лагерей того времени. Итак, все сотрудники, состоящие на должностях внутри зоны, подведомственно относились к Управлению Исправительно-Трудовых Учреждений, и подчинялись непосредственно начальнику колонии, или иначе - Хозяину. Охрану же внешнего периметра и этапирование заключенных осуществляли Внутренние Войска. По сути - армия. На вышках стояли солдаты-срочники, которые проживали в казарме близ зоны, и по существу положения мало отличались от нас, зеков. Формально, Управление Исправительно-Трудовыми Учреждениями как и Внутренние Войска подчинялись одному ведомству,- Министерству Внутренних Дел, однако профильные задачи, и, соответственно, начальники на местах у всех были разные. Так, главным должностным лицом внутри зоны в отсутствие Хозяина являлся Дежурный Помощник Начальника Колонии. Коротко-ДПНК. Его непосредственным помощником был Начальник Войскового Наряда-НВН, который подчинялся уже не Хозяину, а ротному, и имел в своем прямом распоряжении несколько прапорщиков. Таким образом, стоящий на вышке часовой, дежуривший на КПП офицер и даже прапорщик, охраняющий нас в штрафном изоляторе, все они имели одного и того же непосредственного командира - ротного.
Получается, Игорь проделал путь со свободы до нашей камеры в сопровождении единственного, но вполне компетентного офицера. "Это ротный,"-сказал Игорь. "У него в части солдаты страх потеряли, пьют и бегают в самоволку. Просит провести воспитательную беседу." Он улыбнулся, и добавил: "Представляете, у меня близкого друга в армию забрали. Во внутренние войска, блин, и захерачили аж на дальний восток. Полгода уже там мается. Недавно закон вышел, чтоб солдаты по месту жительства служили, и мы его скоро переведем сюда, в Часть при зоне. Все формальные вопросы уже решены. Будет в роте наводить воровской ход." Теперь мы все уже дружно рассмеялись, хотя сказанное Игорем имело очень серьезный смысл.
Вновь открылась дверь, и мы тепло простились с нашим новым смотрящим, а потом еще долго и оживленно говорили,говорили,говорили... По прокуренной камере витал тонкий аромат дорогого парфюма, и бередил наши воспаленные умы...
Часть 3.
Мой выход в зону был обставлен по высшему разряду. Всю первую ночь, пьяная ,"правильная" молодежь слонялась по зоне из барака в барак. Пили за здоровье воров, матерей и по традиции всех тех, кто не дожил до этого дня. Все было на удивление спокойно. Дежурная смена сознательно никуда не выходила из части, заручившись моим устным обещанием что никакого криминала не будет.
Должен признаться, это была единственная на моей памяти массовая пьянка, когда ни одного стекла, ни одного лица не было разбито. Ночь прошла спокойно, с точки зрения дежурной смены, а наутро я собрал всех у себя в бараке, и с этого дня жизнь в лагере начала обретать новые формы. Отношение сотрудников ко мне кардинально изменились, и было это обусловленно исключительным авторитетом Игоря в городе. Его откровенно боялись. Не было дня, чтобы какой нибудь офицер при встрече со мной, не передал от него привет. За прапорщиков и говорить не приходится, они как самосвалы тащили в зону грелки с водкой, обмотав ими свои тела. Водка в зоне,- вещь конечно нужная ,но все это относилось к личным удовольствиям,и потому не затрагивало моих амбиций. Первый, долгожданный общак завезли примерно через неделю после моего выхода из подвала. Средь белого дня открылись шлюзовые ворота КПП, и через всю зону промчалась белая восьмерка. Когда она въехала на территорию производственной зоны и остановилась у здания штаба, из нее вышли три человека. Одним из приехавших был Игорь. Я ждал их в кабинете начальника производства, хитрого и вечно пьяного подполковника-татарина, который сразу же удалился как только на пороге появились "гости".
"Вот, познакомьтесь,"-сказал Игорь, и представил меня двум своим спутникам. Один был просто водителем-охранником. Его роль во всем движении была довольно скромной, и потому упоминать о нем мне больше не придется. Но вот второй... "Леха", - сказал Игорь указывая мне на молодого, коротко стриженного парня. "Тот самый, про кого я тебе говорил. Приехал несколько дней назад с Дальнего Востока." Я с нескрываемым удивлением смотрел на этого здоровенного амбала, который волею судьбы оказался на службе отечеству в войсках МВД. "Сейчас у него отпуск, кино, вино и девочки", - добавил Игорь. "Ну а потом отправится в роту, наводить порядок".
Пока мои пацаны разгружали багажник восьмерки, и растаскивали по разным закуткам коробки с чаем, сигаретами, конфетами и всякой необходимой в зоне мелочью, мы предметно поговорили минут 20. Игорь мне дал номер своего городского телефона, и указав на несколько стоящих на столе аппаратов сказал: "Один из них имеет выход через восьмерку. Сейчас Татарин придет, узнаем конкретно, и если возникнет необходимость - звони отсюда прямо ко мне в любое время дня и ночи". Татарин появился довольно скоро, и сразу начал возмущаться тем, что машину разгрузили без него. Как позже выяснилось, Игорь договорился с этим подполковником завезти гуманитарную помощь для работяг, перевыполняющих норму выработки. И теперь поняв что его тупо развели, татарин пытался выпросить хотя бы пару коробок. Его заверили, что работяги не останутся без внимания, и на этом спор завершился. Стало понятным одно: машина в зону больше не заедет. Эта акция по сути была одноразовой.
Надо отметить, что руководство колонии, при всех описываемых событиях особо не старалось включать "зеленый свет" откровенно воровскому движению. В лучшем случае меня просто не трогали, не подвергали изоляции моих людей, и этого уже было предостаточно. Опера с завидным спокойствием наблюдали за моими действиями. Они знали все, но по обыкновению делали вид что ничего не ведают.
Я крутился как пчелка, и понимая важность момента выжимал из любой ситуации максимум полезного. Основной задачей для меня было решение проблемы с изолятором. Если санчасть была открыта для заноса и распределения общака, то штрафной изолятор являл собой хорошо укрепленный, локализованный участок, где круглые сутки дежурит постовой. Метод, используемый мной впоследствии, не был оригинальным. Его использовали и в других лагерях, но в данном случае я опирался на исключительную поддержку того самого Лехи из роты внутренних войск. Вот как это выглядело на практике...
Часть 4.
Для начала хотелось бы коротко описать, как готовится этот процесс. Обычная простыня разрезается на узкие полосы, которые сшиваются таким образом, что получается нечто подобное кишке. Ее так и называют:"кишка". Затем ее заполняют по отсекам сигаретами и чаем, и вновь сшивают. Ночью, когда в дежурке все дремлют, пара самых шустрых пацанов обматывают себя вокруг тела этими "кишками" и с мерами предосторожности выдвигаются в сторону запретной зоны. Здание изолятора, своей тыльной стороной, почти везде примыкает к основному периметру. Так распорядились архитекторы уголовно-исполнительной системы, справедливо полагая, что запретная зона, с ее вышками уязвимым местом являться по определению не может. Однако, еще как может. Этот метод "подогрева" изолятора мы между собой называем "десантом". Пацаны раздвигают колючую проволоку, и выходят на внутреннюю тропинку контрольно-следовой полосы, по которой в определенные часы совершают обход наряды дежурных смен. Таким образом, оказавшись на территории ярко освещенной запретки, на виду у стоящих на вышках солдат, пацаны быстро пробегают метров сто до изолятора, где вновь преодолевают проволочный забор, и оказываются прямо перед окном одной из камер. Там их уже ждут, и раздвинув стальные жалюзи половой доской, приготовились принимать груза. Один встает на плечи другому, и "кишка,"словно спагетти, мгновенно втягивается в камеру. Все делается очень быстро, тихо и слаженно. Потом тем же путем назад, до барака, и на этом достаточно рискованное мероприятие завершается. Главной помехой "десанту" служат часовые на вышках. Поскольку основное заграждение не преодолевается, солдаты не могут открывать огонь по объектам на внутренней стороне периметра, однако шум поднять вполне способны. В нашем случае, страховка от этого была- надежней некуда. Леха дал солдатам конкретные инструкции, и они молча,с любопытством наблюдали с вышек за нашими действиями.
Вообще, надо сказать, Леха был молодец. Бесцеремонный и жесткий по натуре, он неукоснительно и четко исполнял волю Игоря. За короткий срок этот кандидат в мастера спорта по боксу влился в жизнь казармы, и стал правой рукой ротного. Солдаты боялись его как дьявола. Наша ставка на войска полностью себя оправдывала, и место Лехи во всем движении переоценить просто невозможно. Ночами, я пробирался на промзону, где круглосуточно проживающий там кладовщик по прозвищу Жид, имел в своем распоряжении ключи от всех помещений . Мы открывали кабинет Татарина, и я связывался с Игорем когда это было необходимо. Машина с "общаком" в зону больше не заезжала. Зато она начала заезжать в Часть внутренних войск, причем в любое время, и без какого либо сопротивления изнутри. Запуганные, но исполнительные солдатики вразмашку кидали через заборы казенные, брезентовые рюкзаки, набитые всем, чем можно, вплоть до сала. Многие груза попросту не долетали, и зависали на колючей проволоке, что влекло дополнительные действия по их возврату.
В этих условиях определилось одно наиболее благоприятное место для перекида. В дальнем углу жилой зоны была расположена котельная, которая отапливала углем весь лагерь. Там работали зеки-кочегары, во главе с бригадиром. Работали и проживали они там круглый год. Здание котельной по прямой замыкало правильный треугольник, и двор ее выходил аккурат на вышку. Территория была идеальной для перекида еще и потому, что со стороны зоны не просматривалась. Войдя во двор, можно было, подняв голову, спокойно, не повышая голоса разговаривать с часовым. Это была Наша вышка! Обслуга котельной выполняла роль связных. Если солдат позвал меня, значит, они бегут за мной в расположенный рядом жилой барак. Летят, летят рюкзаки с чаем, куревом, конфетами, салом, водкой! Мне лично не довелось служить отечеству, поскольку к 18годам я уже имел за плечами реальный срок, однако восхищаюсь и уважительно отношусь к нашей Армии за ее умение беспрекословно исполнять приказы старших по званию...
Часть 5.
Добившись определенных успехов на пути к поставленной цели, каждый человек испытывает чувство удовлетворения от проделанной работы. И чем сложнее был этот путь, тем ярче эмоциональная окраска переживаний. Нам приятно погружаться в прошлое, когда оно связано со значимыми событиями нашей жизни. Кто то из классиков сказал, что "Прошлое должно служить Трамплином, а не Гамаком". Это верно, но ведь Его Величество Случай постоянно вносит свои коррективы в наши Время и Пространство. Если бы однажды мы научились полностью контролировать стабильность наших достижений, то наверняка проблем и неудач в кладовых памяти оставалось бы на порядок меньше. Кирпич по кирпичику, мы строим свои здания, которые в один из дней вдруг разрушаются от воздействия непредвиденных обстоятельств… Мы начинаем все сначала, и если повезло, и работа, наконец, завершена, то все равно, построенное вновь, будет уже другим. Говорят, Дьявол прячется в Деталях , как и то, что ружье, висящее на стене в первом акте, обязательно выстрелит во втором. В моем случае произошло то же самое, с той лишь разницей, что выстрелило не ружье, а автомат.
Это случилось совершенно неожиданно, когда привычный к тишине со стороны часовых "десант" в очередной раз побежал по тропинке периметра. Солдат, стоящий на вышке против изолятора, был, как потом выяснилось родом из горских районов Кавказа. Прокричав стандартную команду: "Стой, стрелять буду!", и не встретив подчинения (пацаны продолжали бежать) - часовой открыл одиночный огонь в воздух и включил тревожную сирену. Если бы мои ребята в этот момент развернулись и побежали назад, они остались бы незамеченными. Однако чувство долга, которое я развивал в их молодых сердцах, не остановило намерений закончить начатое дело, ибо оно было для всех нас Святым. Не впадая в панику, пацаны привычными движениями забросили "кишки" в окно камеры, но этого времени вполне хватило наряду дежурной смены, чтобы подтянуться к запретной зоне.
Сменой руководил старший прапорщик по имени Мурат. Моих ребят поймали и привели в изолятор, где жестоко избили в прогулочном дворике, подвесив на наручниках. На следующий день их водворили на 15 суток, и они пили и курили то, что сами же передали накануне ценой жестоких побоев. Это явление не было выходящим из ряда вон, и даже наоборот закаляло молодежь в братских отношениях. Что касается прапорщиков, то все они служили по контракту, и вне работы были обычными вольными людьми. Их связь с армией была формальной. Это были взрослые люди, и оказывать на них влияние со стороны того же Ротного, было проблематично. Я уже описывал ранее, что в целом, проблем с ними в последнее время не возникало. Они жили на получаемую раз в несколько месяцев зарплату, и, в отличие от солдат-срочников, не питались казенными харчами. Жизнь за забором была дорогой, и почти все они были озабочены поиском побочных заработков в зоне. Обыкновенный чай стоил хороших денег из за нелепого на него запрета власти, что уже говорить за другое. Одним словом, в зону тащили кто что может, и, соответственно, отношения с прапорщиками позволяли избегать грубого насилия.
Однако личность Мурата являла собой нечто отличное от остальных. Это был физически крепкий азиат, из тех, кто рано покинул родные степи, и как это принято говорить - порядком обрусевший. При всем том, что он чисто говорил по-русски, Мурата нельзя было назвать говорливым. Он был крайне немногословен с сослуживцами, и, тем более, с нашим братом-заключенными. Его замкнутый и суровый вид начисто отбивал желание войти с ним в контакт. Мурата не считали своим ни сотрудники, ни зеки. Вспоминая его сейчас, я не могу сказать, что он по натуре был кровожадным, однако примеры его жестоких избиений осужденных все же имели место. Как правило, такие случаи возникали когда кто-то грубо затрагивал его самолюбие. Если ему приходилось отвечать на какие либо вопросы со стороны, делал он это кратко, не оставляя шансов на продолжение беседы. Все знали, что у Мурата был один друг, тоже прапорщик с его смены, по прозвищу Рыжий. Они и на свободе, и в зоне всегда были неразлучны. Позднее Рыжего прихватили опера, когда он заносил в лагерь то ли чай, то ли водку и, как результат, уволили со службы. Мурат остался в одиночестве, и как было видно, не собирался обзаводиться на работе новыми друзьями.
После случая с моими ребятами, я начал наводить о нем справки, и в первую очередь меня интересовали его отношения с Рыжим. Что же их связывало? Один был коррумпирован до мозга костей, другой - прямая ему противоположность. Собирая сведения о нем, я не нашел ни одного зека, с которым Мурат поддерживал бы неформальные отношения, и меня это откровенно злило. "Что, даже закурить никому не давал?" - интересовался я даже такой, казалось бы невинной мелочью. "Не курит он" - слышал я в ответ, и мой интерес к этому человеку подогревался еще больше. Наряду с этим, мне было непонятно, почему стрелял часовой, однако этот вопрос разрешился очень быстро. Солдат просто задремал, и не сразу понял что происходит. Одним словом - растерялся, вдруг увидев бегущих в его сторону зеков. Его сняли с нарядов, и послали убирать помет в собачьих будках, не забыв для всеобщей профилактики "наказать". Иными словами шум быстро улегся, и в целом наши интересы не пострадали. Бегать "десантом" по прежнему продолжали другие пацаны, и все бы ничего, если бы не Мурат. Я должен был как-то решить с ним вопросы невмешательства, и моя голова усиленно работала в этом направлении. Не обнаружив никаких зацепок относительно его морального облика и, следуя принципу о необходимости "разговаривать" с людьми когда это представляется возможным, я, в итоге, настроился на встречу с Муратом.
